Пятигорск

Первый в России памятник М. Ю. Лермонтову

Наш Лермонтов - всегда лицом к Кавказу,
К вершинам снежным устремляет взор,
Как будто слушает он разговор Эльбруса и Казбека, и алмазу
Подобна крепость слов и вечность гор.
Бессмертных гор бесстрашный собеседник,
Он - вечно юный - Нас ведет вперед:
«Вся в будущем Россия!...»
В. А. Мануйлов. У памятника Лермонтову в Пятигорске.

Михаил Юрьевич Лермонтов в раздумье сидит на уступе скалы. Свободно распахнут тесный офицерский сюртук. Сброшена шинель. Раскрытая книга упала к ногам. Поэт мечтательно глядит на серебряную цепь Кавказского хребта с его двуглавым, снежным исполином Эльбрусом. Кто не был растроган в Пятигорске этим замечательным памятником великому русскому поэту? Торжественное открытие памятника состоялось 16 (28 по новому стилю) августа 1889 года. Это был первый в России лермонтовский монумент, сооружение которого растянулось на долгие 18 лет. Идея установки его именно в Пятигорске, в знаменитом южном курортном городке впервые была высказана в 1870 году. Ее автором был человек, которого по праву можно назвать одним из первых российских лермонтоведов - П. К. Мартьянов. Но исследователю этому очень не повезло в советское время, ему навесили клеймо «правого журналиста», т.е. он числился в рядах патриотов Российской Империи. Так вот, в одной из своих статей, опубликованных в журнале «Всемирный труд» еще в 1870 году, Петр Кузьмич писал:

«Почему бы в Пятигорске с его тысячами посетителей не принять инициативы в деле сооружения памятника М. Ю. Лермонтову». Идея эта была услышана и стала главной заботой тогдашнего контрагента (арендатора) Кавказских Минеральных Вод (КМВ) деятельного и энергичного городского головы Ростова-на-Дону A. M. Байкова. Его поддержал и популярный среди «курсовой публики» Пятигорска врач А. А. Витман. Вдвоем они подали прошение на имя Кавказского наместника Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Николаевича через начальника Главного Управления Наместника барона Николаи. В своей записке они просили, как тогда полагалось, Высочайшего разрешения на сбор пожертвований на памятник поэту:

«В Пятигорске все напоминает Лермонтова. Тут он писал лучшие свои сочинения, и тут он кончил свою жизнь. Лермонтов - поэт Кавказа и увековечить его память нужно именно в Пятигорске. Не благоугодно ли будет Вашему Высокопревосходительству принять наюебя инициативу воздаяния должной дани памяти поэта и испросить разрешение поставить ему памятник, открыв с этой целью повсеместную подписку». И уже 8 августа 1871 года Николай телеграфировал Байкову о получении 23 июля 1871 года согласия от наместника Кавказа - Великого Князя. В официальном документе было написано: «Высочайше разрешена повсеместная в Империи подписка для сбора добровольных приношений на сооружение в г. Пятигорске памятника поэту М. Ю. Лермонтову, где поэт, вдохновенный природою Кавказа, писал свои лучшие произведения и где он окончил безвременно свою жизнь».

Эти документы стали первыми в пятитомном «Деле о постановке памятника поэту М. Ю. Лермонтову в Пятигорске», которое охватывает период с 1871 по 1889 гг, Все тома «Дела...» находились у Байкова, после смерти которого его зять писатель П. П. Гнедич передал все документы генералу А. А. Бильдерлингу, Начальнику Николаевского кавалерийского училища (бывшей Школы гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, где учился в 1832 - 1835 гг. поэт), который основал в училище лермонтовский музей. После революции 1917 года «Дело...» оказалось на хранении в Государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде (ныне Российская государственная национальная библиотека - РНБ). В течение всех последующих лет на него не обращали внимания исследователи, а оно представляет большой интерес. Листая страницы «Дела...», мы читаем волнующий рассказ о любви народа к поэту, о любви, победившей равнодушие сановных чиновников к памяти великого сына России.

К этому «Делу...» мы не раз обратимся в нашем повествовании. Но кроме него, ценная информация оказалась в пятигорской газете, выходившей в те годы, «Листок для посетителей Кавказских Минеральных Вод». Полного комплекта «Листка» нет ни в одной из библиотек России. Поэтому выписки из этой газеты приходилось делать из имеющихся номеров, хранящихся в тогдашней библиотеке им. Ленина, а недостающие номера удалось найти в Ленинграде, в публичной библиотеке.

Итак, инициатива, высказанная Кавказскому наместнику и получившая поддержку Императора, обрела свой законный вид, однако с ее выполнением начались трудности. Желающих выделить средства не оказалось, в течение почти двух лет «а банковском счету было пусто. И в отчете о, своей деятельности по КМВ за 1872 год Байков с грустью вынужден был констатировать, что Высочайшее разрешение «еще не проведено в исполнение за недостатком средств. Открытая повсеместная подписка на этот предмет едва ли приведет к каким-либо спешным результатам, если только несколько отдельных личностей не возьмутся энергично за это дело». И такие энтузиасты нашлись! О них и пойдет речь на страницах этой книги. Весьма любопытно, что первый взнос по подписке - 2 рубля - сделали два неизвестных крестьянина Таврической губернии. К сожалению, их фамилии в «Деле...» не названы.

С этой символичной суммы начался приток капитала. Да, он был, на первый взгляд, незначительным, но на Кавказских Минеральных Водах стали появляться лица, пожелавшие продолжить начатое дело. 30 июня 1874 года издававшийся Байковым «Листок для посетителей КМВ», в N 5 сообщал:

«С дозволения начальства и с целью содействовать сбору при КМВ суммы на Высочайше разрешенное в Пятигорске сооружение памятника поэту Лермонтову, в Железноводском вокзале предположено прочесть несколько публичных лекций с платою за вход по 1 рублю на первое время. Имеются в виду для чтения следующие сообщения: 1. Об устройстве железных дорог в Кавказском крае в связи с производительностью и торговлею края и рельефом местности, и 2. О влиянии истребления лесов на оскудение воды в источниках и реках. О днях чтений будет объявлено особо. Первое чтение предположено на будущей первой неделе июля месяца».

И вот уже в N 6 «Листка» за 7 июля читаем: «В Железноводске 4 июля инженер-полковник М. Н. Герсеванов прочел лекцию «О кавказских железных дорогах в связи с производительностью и торговлею края и рельефами местности». Слушателей было 74 лица, всего сбора - 85 р., за вычетом расхода на освещение и пр. осталось 75 р., которые через Управление КМВ будут причислены к капиталу на сооружение памятника поэту Лермонтову в Пятигорске». Тема лекции звучала весьма актуально: уже успешно прокладывалась Обществом Ростово-Владикавказской железной дороги первая Кавказская магистраль. Она должна была соединить курорты КМВ с центрами России - Москвой и Петербургом - и облегчить посетителям Вод поездку на Кавказ.

Далее из «Листка» за 21 июля (N 10) 1874 г. узнаем, что «М. Н. Герсеванов повторил 15 июля свою лекцию о Кавказских железных дорогах в Ессентуках. Сбор от продажи билетов составил 43 р. Расхода не было, так как зал и освещение содержатель буфета предоставил безвозмездно. 18 июля в Железноводске инженер-капитан Петерсон прочел в вокзале лекцию «Об истреблении лесов и последствий от того происходящих». Всего на сооружение в Пятигорске памятника Лермонтову поступило от трех лекций 163 рубля». Они и послужили основанием капитала для сооружения лермонтовского монумента.

Обремененный многими заботами по контрагентству КМВ Байков тем не менее на протяжении многих лет го­рячо ратовал за создание памятника. В «Листке» его перу принадлежит большинство сообщений о ходе сбора средств на это увлекшее и захватившее его дело. Вот одна из таких призывных его статей, появившихся в «Листке», в которой Байков акцентировал внимание на благородных порывах первых жертвователей: «Вскоре после обнародования Высочайшего разрешения, - пиал он, - в Пятигорск из Таврической губернии было прислано от двух крестьян - 2 рубля и с тех пор в течение трех лет вплоть до настоящего лета в кассу жертвований не поступило больше ни одной копейки. Только благодаря публичным чтениям, недавно устроенным в Железноводске и Ессентуках по инициативе М. Н. Герсеванова, собрано для этой цели 163 р., которые и послужили основным вкладом в капитал для сооружения памятника Лермонтову. Было бы грустно и обидно для нашего национального самолюбия объяснить этот печальный факт безучастностью и равнодушием общества к памяти великого поэта. Вернее предполагать, что общество ничего или слишком мало знало о сборе пожертвований на этот предмет и потому не отозвалось на него с тем сочувствием, какого следовало ожидать и с каким оно относилось к мысли о сооружении памятника другому великому поэту Пушкину. Самый успех публичных лекций, читанных в Железноводске и Ессентуках, мы объясняем главным образом сочувствием общества к цели, для которой они были устроены, и полной готовности подвинуть вперед самое дело.

Поэтому считаем долгом заявить, кому дорога память М. Ю. Лермонтова, что сбор пожертвований на сооружение ему памятника, впредь до назначения особого Комитета по этому делу, принимается в настоящее время во всех конторах агентства Управления КМВ, в которых и имеются для этой цели особые подписные листы для записывания, как взносимых сумм, так и имен жертвователей. Собранные по этим листам деньги будут пока передаваться на хранение для приращения процентами в Пятигорский городской общественный банк, и затем результаты сборов будут ежегодно публиковаться в более распространенных газетах. Сбор пожертвований на сооружение памятника Лермонтову будет, конечно, производиться по всей России, но главным пунктом этого сбора, как нам кажется, останутся все-таки Пятигорск и КВМ. Здесь все полно воспоминаниями о поэте. На здешних Водах покойный Лермонтов бывал не раз и с ними впервые познакомил читающее общество в своих поэтических рассказах и стихотворениях. В Пятигорске он провел последние месяцы своей жизни и, наконец, в лесистой долине между горами Машукой и Бештау происходила та злополучная дуэль, на которой погиб поэт так неожиданно и печально. Поэтому ежегодные посетители наших Вод невольно чаще других вспоминают и будут вспоминать о великом поэте и, конечно, примут более горячее участие в составлении капитала на сооружение ему памятника и с тем снимут лишний упрек с нашей национальной совести».

Когда неизвестный посетитель на подписном листе, лежащем в конторе Пятигорской группы, язвительно написал: «Тоже подобно доске исчезнет в цейхгаузе Управления», имея в виду снятую до того в гроте Лермонтова доску со стихотворением Ильи Алексеева, Байков тотчас же дал отпор: «Если господин, написавший на подписном листе исподтишка означенное изречение, сумеет исписать, исцарапать памятник Лермонтову вроде того, как была исписана доска, то, конечно, из уважения к памяти поэта пришлось бы убрать и его памятник. Очень жаль, что подобные предметы, долженствующие быть охраняемы всеми, нужно ограждать решетками, нужно оберегать от неуместных выходок людей, предпочитающих вместо какого-нибудь рубля на общее дело, вписать на подписном листе неуместное изречение, без подписи своего имени и, конечно, и дешево, и безопасно, и остро... и очень достойно сожалений, скажем мы».

После этого подписные листы стали медленно заполняться, а на страницах пятигорской газеты появляться списки лиц, с указанием сумм, ими пожертвованных. Правда, случались и конфузы.

Так, 1 июня 1875 г. на страницах «Листка» появилось имя некоего чиновника Мищенко, внесшего одну копейку на памятник. Этот случай вызвал гневный отклик прибывшего в Пятигорск из Валдая крестьянина И. С. Андреичева.

И уже через несколько номеров «Листок» уведомлял: «По поводу пожертвованных в этом списке 99 коп. в редакции получено от крестьянина Ивана Андреичева письмо, в котором объясняет, что подписываемые им 99 к. он предоставляет на пополнение одной копейки, пожертвованной на памятник Лермонтову г<осподином> Мищенко, так как по его крайнему разумению он находит, что «пожертвованием этой копейки выражена явная насмешка над бессмертными произведениями Лермонтова и над сочувствием общества к его заслуженной памяти»

Этот случай, много лет спустя, стал достоянием гласности столичной российской прессы и вызвал резкий и насмешливый отклик Ф. М. Достоевского в его июльском выпуске «Дневника писателя» за 1886 год. Говоря о записях в книге пожертвований, которые собирались на детский приют на немецком Эмском курорте, он обратил внимание на смехотворно мизерную сумму в пять пфеннигов (полторы копейки серебром по тогдашнему курсу валют). И он вспомнил о поразившем его случае на родине:

«Это напомнило мне пожертвование одного русского статского советника, вписанное в книгу в Пятигорске, на памятник Лермонтову: он пожертвовал одну копейку серебром и подписал свое имя. С год тому это передавали в газетах, но имени жертвователя не объявили, и, по-моему, совершенно напрасно. Ведь он сам подписал свое имя публично и, может быть, именно мечтая о славе. Но статский советник имел, очевидно, в виду высказать свою умственную силу, взгляд, направление, он протестовал против искусства, против ничтожности поэзии в наш век «реализма», пароходов и железных дорог». Скорее всего, Достоевский не знал о публичном посрамлении статского советника Мищенко валдайским крестьянином, о чем сообщил только пятигорский «Листок». Иначе в своем «Дневнике писателя» он, клеймя Мищенко (его чин по табелю о рангах соответствовал полковнику), обязательно бы в назидание русскому обществу упомянул благородный пример крестьянина Ивана Андреичева.

Бывали и другие примеры постыдного отношения к памяти Лермонтова. Так, приехавший на лечение в Ессентуки миллионер солепромышленник Аносов, когда ему дали подписной лист, заявил, что не даст даже копейки «на увековечение памяти душегубца, павшего на дуэли». А вот дававшая 26 июня 1875 года концерт в Николаевском вокзале Пятигорска пианистка М. М. Мясоедова сразу же через «Листок» объявила, что половина сбора от концерта она перетдаст в пользу фонда на сооружение памятника Лермонтову. И действительно, через несколь­ко дней, все тот же «Листок» сообщил, что получил от нее 30 рублей серебром от данного ею концерта.

В.1875 году Правительственным распоряжением к Терской области был присоединен округ Кавказских Минеральных Вод и Пятигорск, в административном отношении стал подчиняться начальству в городе Владикавказе - центре Терской области. 30 сентября 1875 года во Владикавказе был образован «Комитет по сооружению памятника поэту М. Ю. Лермонтову». В него вошли начальник Терской области, его помощник - вице-губернатор, полицмейстер и другие высокопоставленные лица. Вошел в Комитет и Банков со званием «строитель памятника». Пятигорск в нем был представлен городским головой Карпом Ивановичем Карповым - современником Лермонтова. От литературных и общественных кругов членом Комитета был назначен секретарь Терского статистического комитета писатель Н. А Благовещенский.

Были определены обязанности Комитета, в которые входило - 1. Попечение об увеличении средств на сооружение памятника. 2. Изыскание наиболее практических способов осуществления мысли об этом сооружении. 3. Составление проекта памятника. 4. Распоряжение по его постановке. 5. Ведение счетов и производство всех расходов.

Но, ещё за несколько месяцев до официального учреждения этого Комитета, 18 июля 1875 г., в «Листке» (N10) была напечатана статья Н. А. Благовещенского о памятнике, в которой, в частности, говорилось:

«Сооружение памятника нашему национальному поэту, составившему славу и гордость России, конечно, касается каждого русского, где бы он ни был. Поэтому и сбор пожертвований на это дело идет по всей империи, но нам кажется, что главнейшим местом этого сбора будут Кавказские Минеральные Воды. Здесь все полно воспоминаниями о поэте. Дуэль, по рассказам местных старожилов, происходила на той стороне Машука, где находится так называемый Перкальский источник. Там, у места дуэли, на скалах, отделившихся от Машука, до сих пор можно прочесть высеченные цифры: 1841. Все эти воспоминания здесь еще свежи, и в Пятигорске есть немало старожилов, которые помнят Лермонтова и передают о нем свои рассказы. Поэтому ежегодные посетители КМВ невольно чаще других вспоминают о нашем славнбм поэте и, конечно, примут более горячее участие в составлении капитала на сооружение памятника Лермонтову в Пятигорске».

Мы специально обращаем внимание на эту небольшую заметку еще и потому, что в ней впервые было указано подлинное место дуэли Лермонтова. Но ни тогда, ни позже, когда искали место дуэли поэта, на нее не обратили внимания.

В том же номере «Листка» приводились сведения о ходе сбора средств - всего поступило пожертвований на памятник 3486 рублей. Не оставлял своих усилий М. Н. Герсеванов, инициатор устройства публичных лекций на КМВ в пополнение фонда создания памятника: «Листок» приводит сообщение газеты «Кавказ» (N 58), что тот передал в Тифлисское казначейство 250 рублей, собранных в Туле А.А. Арсеньевой на памятник.

Комитет повсюду рассылал подписные листы с уведомлением, что «возникла мысль поставить поэту скромный памятник в таком небольшом городке, как Пятигорск, в окрестностях коего он так безвременно был застигнут смертию», и выражалась надежда, что эта мысль найдет поддержку у всех бесчисленных друзей Лермонтова, и памятник на общие средства будет установлен. Комитет разослал обращения всем губернаторам и попечителям учебных округов. К сбору средств привлекалась учащаяся молодежь. В адрес Комитета, в канцелярию Начальника Терской области во Владикавказе потекли пожертвования учителей, врачей, офицеров, чиновников, гимназистов. Но тут произошли непредвиденные события, повлекшие на несколько лет застой в сборе пожертвований. Начавшееся в России в 1876 году движение в пользу восточных славян, а затем русско-турецкая война 1877-1878 гг. отвлекли внимание общества от сборов на памятник Лермонтову. Усиленные сборы средств на нужды раненых и больных воинов принудили Комитет до окончания войны приостановить свою деятельность. Однако в 1879 году приток приношений на памятник возобновился.

В «Листке» за 3 июня 1879 года (N 5) появилось очередное сообщение от имени Комитета: «Ныне с окончанием военных действий и водворением мира, Комитет считает своевременным вновь открыть свою деятельность и приглашает всех желающих почтить память славного поэта, не отказать Комитету в своем сочувствии и посильными денежными пожертвованиями содействовать в достижении предназначенных целей».

Активное участие в сборе пожертвований принял пятигорский комендант, полковник А. Водарский. При выдаче квартирных денег съехавшимся на лечение офицерам (а их после войны было много) он каждому предлагал всю копеечную мелочь передавать на памятник поэту-воину. Из такой медяковой мелочи за курсовой сезон складывалась внушительная сумма. От отдельных лиц поступали большие пожертвования. По 500-рублей поступило от однополчанина Лермонтова, товарища по юнкерскому училищу, генерал-адъютанта А. Л. Потапова и родственницы Лермонтова А. А. Столыпиной, по 100 рублей внесли Д. А. Столыпин и Н. Л. Шереметев.

Пятигорские любители «поставив в театре пьесу «Женитьба Белугина», внесли на памятник весь сбор 181 р. 70 к. Сбор мог быть больше, но пришлось уплатить свыше 100 рублей за обновление ветхих декораций и аренду помещения. По этому поводу Байков в «Листке» за 24 июня 1879 года (N 8) язвительно заметил в адрес владелицы театрального здания: «...нельзя отозваться без прискорбия о полнейшем отсутствии сочувствия со стороны содержательницы театра, бравшей не только 25 рублей за вечер спектакля, но и 15 рублей за генеральную репетицию и ложу в 8 рублей. Остается только порадоваться, что таких, не сочувствующих благим целям, в Пятигорске мало».

Воззвание Комитета появилось и в столичном журнале «Вестник Европы» (1880, № 1, с. 459-460). В нем сообщалось, что с 1871 года поступило взносов 6977 рублей 95 копеек и что эта сумма «в настоящее время представляет собою весь капитал, имеющийся в распоряжении хотя бы самого скромного памятника поэту, но даже для составления его проекта». И Комитет приглашал к пожертвованиям все русское общество, вполне надеясь, что оно с сочувствием отзовется на его призыв... Уже за летний сезон 1880 года по подписным листам на КМВ поступило 585 р. 75 к. Самый крупный взнос за все время деятельности Комитета сделал секундант на дуэли Лермонтова князь А. И. Васильчиков, приславший банковский чек на 1000 рублей. Правда, сам он впоследствии признавался, что эту сумму собрал среди своих друзей и знакомых. Другой крупный взнос 544 р. сделал инженер А. И. Урсати. Приток денежных средств заметно усилился.

Но тут произошло событие, повлиявшее на ход подписки и ускорившее все дело с установкой памятника. 15/27 июля 1881 года исполнялась сороковая годовщина гибели поэта на дуэли. Комитет решил в память этой скорбной даты провести первое в стране чествование памяти М. Ю. Лермонтова. За месяц в «Листке» от 14 июня (N 7) Контрагентство приглашало всех желающих принять участие в чествовании памяти поэта, записаться в особых листах, находящихся в конторе Пятигорской группы и в гостинице «Минеральные Воды» и собраться 1 июня в зале гостиницы для обсуждения порядка лермонтовского Дня и выбора распорядителей. «Все расходы по устройству панихиды на месте дуэли, иллюминации, на музыку и певчих Контрагентство КМВ принимает на себя».

Лермонтовский Комитет и Контрагентство КМВ провели тщательную подготовку к наилучшему проведению юбилейного Дня. В Петербурге у Карбасникова были заказаны два бюста поэта, один из них установили в гроте Лермонтова, другой - в Елизаветинской (ныне Академической) галерее. Пятидесятилетняя годовщина со дня гибели Лермонтова, событие грустное, конечно не годилось для празднеств, но то, что предполагалось устроить в Пятигорске, было обставлено как крупное публичное мероприятие. Да, как всякое памятное событие, оно должно было начаться панихидой по тому, кого вспоминали в этот день. Присутствующие должны были помолиться о упокоении души «убиенного раба Божия боярина Михаила». А для большего притока публики требовалось устройство и увеселительных действий. Но вот чего совсем не ожида­ло руководство Лермонтовского Комитета, так это затруднения с проведением панихиды по Лермонтову.

Настоятель собора протоиерей В. Д. Эрастов, который еще 40 лет назад отказался отпевать тело Лермонтова в тогдашней единственной в городе церкви во имя иконы Божией Матери Всех Скорбящих радосте, а затем написал кляузный донос на другого священника, отца Павла Александровского за то, что тот сопроводил с причтом тело поэта на кладбище, и теперь снова категорически отказался служить панихиду по «самоубийце-дуэлисту». Помогло только вмешательство вице-губернатора Терской области Г. Х. Якобсона. Он послал телеграмму в Ставрополь преосвященному епископу Кавказскому Герману, который по телеграфу предписал отцу Василию Эрастову беспрепятственно отслужить панихиду по Лермонтову в день 40-й годовщины его гибели.

Программа была объявлена заранее, и в соответствии с ней разворачивались все события. К 12 часам дня выстроились с венками двадцать депутаций. Как только они вошли в собор, началась панихида - первая публичная в России, сопровождавшаяся песнопениями прекрасного хора. Из собора праздничная процессия направилась к домику, где жил в 1841 году Лермонтов, установив на нем мемориальную доску. Затем, спустившись вниз к бульвару, она поднялась к Елизаветинской галерее, украшенной флагами, гирляндами и разноцветными фонариками. Тут участники памятного дня прослушали краткое слово о великом русском поэте, поступившие в адрес Комитета приветственные телеграммы от начальника Николаевского кавалерийского училища, генерала А. А. Бильдерлинга, командира лейб-гвардии гусарского полка, полковника Мейндорфа, Общества русских драматических писателей (за подписью А. Майкова), от редакций газет и журналов.

Под звуки оркестра, расположившегося в Эоловой арфе, венки возложили к бюстам Лермонтова в галерее и в гроте. Затем внутри у пяти роскошно убранных столов начался благотворительный базар: публике предлагались чай, кофе, вина, портреты Лермонтова, снимки домика Лермонтова и лермонтовского грота. Днем в убранном цветами и гирляндами зале гостиницы «Минеральные Воды» (бывшей «Ресторации») был устроен по подписке обед на 70 человек. Рестораторы постарались для этого обеда придумать забавное и оригинальное меню, созвучное лермонтовскому празднику: "водка и закуски а ля Демон", "супы Уланша и Казначейша", "осетр Измаил-бей", "ростбиф Боярин Орша", "зелень Хаджи-Абрек", жаркое - разная птица и дичь "а ля Кирибеевич", "мороженое Тамара". Вечером у Елизаветинской галереи под музыку двух оркестров началось народное гуляние, и продолжался базар.

В Михайловской галерее был устроен инструментально-вокальный литературный концерт, составленный исключительно из музыки на произведения Лермонтова. В концерте принимали участие и столичные гости М. Н. Гурьева, Е.А. Евдокимова и артисты императорских театров Н. И. Музиль, Д. А. Усатов, П. А. Шуровский, П. А. Хохлов. Большой успех выпал на долю знаменитого русского певца Павла Акинфиевича Хохлова, исполнившего на слова Лермонтова «Клятву Демона» (из оперы «Демон») -«Как дух отчаяния и зла». Он же участвовал с Гурьевой и Усатовым в трио «Ночевала тучка золотая». Как только стемнело на Эоловой арфе, Елизаветинской галерее, Гроте Лермонтова, флагштоке зажглись огни иллюминации.

Весомыми оказались денежные результаты памятного Дня. Сбор от концерта, базара, пожертвования по подписным листам составил в тот день 1975 рублей. Байков, чтобы округлить сумму, добавил к ней свои 25 рублей и передал их вице-губернатору Г. Х. Якобсону для отсылки в Комитет.

Сохранились воспоминания дочери Акима Павловича Шан-Гирея, Евгении Акимовны, которые впервые опуб­ликовал СИ. Недумов. Правда, воспоминания эти были написаны много лет спустя описываемых событий и память немного Евгению Акимовну подвела, но, тем не менее, они представляют интерес: «Раз летом 1881 г. мой отец приезжал к нам на короткое время. Было несколько приезжих молодых людей-гвардейцев, которые учились в том же Николаевском училище, где был Лермонтов. Они отметили день его смерти -15 июля тем, что была торжественная панихида в соборе, и все оттуда пошли большим шествием в Елизаветинскую галерею, где был поставлен бюст Лермонтова. Молодые люди несли большие венки из живых цветов и положили вокруг этого бюста. Мы были приглашены, и отец стоял около бюста, говорил о Лермонтове, и другие тоже говорили речи, потом все разошлись»

Этот первый лермонтовский День памяти превратился в праздник. Он получился весьма удачным и уже через четыре дня в «Листке» за 19 июля (N 12) была напечатана статья Байкова, в которой он писал: «Желательно, чтобы это первое чествование, совпавшее с 40-й годовщиной смерти М. Ю. Лермонтова, обратилось в ежегодное, - и чтобы даже по постановке памятника, празднество это было ежегодно источником добрых дел, в память человека, который воспел наши горы, первый познакомил Россию с прелестями Кавказа и, воодушевляясь его природою, подарил ей свои гениальные, навеки незабвенные произведения».

Это пожелание исполнилось лишь спустя сто лет, только в середине XX века. День лермонтовской дуэли в Пятигорске 15 (27) июля стал Днем его памяти. К домику, где поэт провел свои последние месяцы жизни, написал прекрасные стихи, приезжают, прилетают, приходят из разных уголков России, со всего мира гости, чтобы почтить великого русского поэта.

В отчете за 1881 год Байков с горечью писал: «В течение курса очень часто упоминалось о М. Ю.Лермонтове. Чествование памяти его 15 июля, вообще чрезвычайно удавшееся и оставившее самое глубокое впечатление во всех принимавших в нем участие - подало повод к различным корреспонденциям, в которых авторы, оставляя на втором плане лицо, в честь которого празднество происходило, и цель его, увлеклись описанием всего, что им показалось смешным, поизвращали факты и побросали грязью в лиц, которым напротив следовало бы сказать «спасибо». Но такова болезнь века. Это тоже стремление к наживе — только построчной, тоже популярничанье удивительное и непонятное в людях свободных и независимых. Отнесясь с должным снисхождением к этим болезненным явлениям, мы думаем, что праздник 15 июля останется навсегда светлым событием истекшего года, и с признательностью вспоминаем всех лиц, много потрудившихся для него».

Первый лермонтовский День памяти 1881 года был отмечен еще одним знаменательным фактом - приездом в Пятигорск первого биографа Лермонтова профессора Дерптского университета П. А. Висковатова. Он посетил 12 августа Байкова, и тот сделал в своих бумагах запись: «Вечером ездили с ним и Г. Х. Якобсоном смотреть место дуэли и по всем имеющимся у него данным остановились на месте, указанном Чухниным. Висковатый передал мне нечто вроде протокола относительно места дуэли. Он подписан и Э. А. Шан-Гирей».

Дочь Шан-Гиреев Евгения Акимовна тоже оставила воспоминания об этой встрече: «Приезжал биограф Лермонтова Висковатый, пробыл у нас три дня, читал вслух биографию и потом они с отцом обсуждали все, и отец много сообщал ему, что для него надо». К сожалению, сам Висковатый и другие, менее сведущие члены Комиссии по определению места дуэли Лермонтова, пренебрегли бытовавшей с давних пор в Пятигорске версией, что место дуэли находилось у Перкальской скалы. Уже в 1870 году в стихах Ильи Алексеева на доске в гроте Лермонтова, позже размноженных на открытках, были слова:

Так передай потомству ты
Дуэль, годами незабытый,
Что у Перкальской здесь скалы
Лежал наш Лермонтов убитый.

Но «Листок» от 14 июня 1881 года (N 7) привел мнение городского головы, современника Лермонтова К. И. Карпова, которые заставили Висковатова версию о Перкальской скале, отдав предпочтение все перезабывшим за 40 лет извозчикам Ивану Чухнину и Евграфу Чалову. По словам Карпова, дуэль якобы происходила позади кладбища, пройдя балку, на правой стороне бывшей дороги в Железноводск. «Место это, теперь обнаженное, тогда было покрыто лесом... Несколько повыше этого места есть остатки стоявшей тогда крепостной караулки. Впоследствии жил в ней сторож Перкальский, который зарабатывал порядочно, показывая любопытным место дуэли.

Когда крепостную караулку упразднили и Перкальского перевели в караулку по другую сторону Машука, он нашел выгодным указывать там место дуэли. От ловкого старика и караулка, и источник около него получили название Перкальских, а место дуэли показывалось им около плитной ломки, которой в 1841 году не существовало, и куда в то время никто не ездил, ибо было опасно», - писал Карпов.

Эта фраза современника Лермонтова надолго ввела всех в заблуждение относительно места дуэли поэта. Его долго искали. Вот что теперь можно об этом рассказать. Перкальская скала - это отрог горы Машук, у подошвы которой и произошла дуэль Лермонтова с Мартыновым, а такое наименование закрепилось за данным местом только в середине XIX века. Названо оно было по имени ссыльного поляка Перхальского, служившего в 40-60 гг. XIX в. лесничим в караулке у горы Машук, куда приезжали на пикники кавалькады «водяного общества». Именем Перкальского был назван также родник, у которого пятигорская молодежь устраивала пикники не только во времена Лермонтова, но даже в начале XX века

Место дуэли искали многие. Еще в 1881 году, в связи с сорокалетием гибели великого поэта, была создана комиссия по установлению в Пятигорске места поединка Лермонтова с Мартыновым. В работе этой комиссии участвовал первый биограф поэта профессор Висковатый. Но в местных архивах Пятигорского управления и Тенгинского пехотного полка, в котором служил поручик Лермонтов, никаких документов, которые способствовали бы установлению подлинного места дуэли, не оказалось. Комиссии пришлось ограничиться опросом некоторых, еще живших в ту пору современников Лермонтова, имевших отношение к трагедии, разыгравшейся в июле 1841 года у подножия Машука. В числе этих лиц были: Евграф Чалов, якобы державший во время дуэли лошадей дуэлянтов, и Иван Чухнин, брат извозчика, который по его словам перевозил тело убитого поэта с места поединка на его последнюю квартиру в Пятигорске. С помощью этих лиц, спустя сорок лет после дуэли, комиссия определила предполагаемое «место поединка», затем для проверки сделанных ею выводов опубликовала протокол своих изысканий. Однако еще тогда профессор Висковатый вынужден был признать, что это место сейчас «с точностью определить невозможно». Действительно, через сорок лет очень трудно было полагаться на воспоминания опрошенных комиссией лиц. Нет ничего удивительного в том, что в 1881 году место дуэли было указано лишь приблизительно.

Естественно, что комиссии тогда не были известны многие документы, связанные с расследованием обстоятельств дуэли. Эти документы стали достоянием учёных гораздо позже. Но и тогда долгие годы они не были предметом глубокого изучения. В частности, в течение длительного времени не привлекал внимания составленный 16 июля 1841 года, то есть на другой день после гибели поэта, акт осмотра места поединка с участием Глебова, Васильчикова и жандармского подполковника Кушинникова. Между тем, в этом акте указаны совершенно определенные, не вызывающие никаких сомнений, ориентиры места дуэли.

Просто поразительно, что в свое время никто, как следует, не прочел выдержки из этого акта, опубликованные в примечаниях к пятому тому полного собрания сочинений Лермонтова под редакцией профессора Д. И. Абрамовича. Вот что уже тогда, в 1913 году можно было прочесть: В протоколе комиссии, осмотревшей место дуэли, читаем: «Это место отстоит на расстоянии от города Пятигорска верстах в четырех, на левой стороне горы Машухи при ее подошве. Здесь пролегает дорога, ведущая в немецкую Николаевскую колонию. По правую сторону дороги образована впадина, простирающаяся с вершины Машухи до самой её подошвы, а по левую сторону дороги впереди стоит небольшая гора, отделившаяся от Машухи; между ними проходит в колонию означенная дорога, от этой дороги начинаются кустарники, кои, изгибаясь к горе Машухе, округляют небольшую полянку. Тут-то поединщики избрали место для стреляния»

В показаниях Глебова и Васильчикова значится, что дуэль происходила на самой дороге. Для каждого, кто хоть раз побывал на нынешнем «официальном» месте дуэли, установленном в 1881 году, совершенно очевидно, что оно не отвечает ни одному из признаков, фигурирующих в акте, составленном буквально по кровавым следам поединка...

Первым, кто обратил внимание на «Заключение следственной комиссии 1841 года» был научный сотрудник музея «Домик Лермонтова» в Пятигорске Сергей Иванович Недумов (1884-1963). Этот кропотливый ученый-лермонтовед разыскал огромное количество неизвестных документов о поэте. Еще в 1950 году им была обнаружена в Центральном Государственном Литературном архиве (ныне РГАЛИ) полная копия «Заключения». Этот документ оказался в особой папке шефа жандармов времен Николая II генерала Джунковского. Сергей Иванович к 1955 году закончил рукопись своей книги «Лермонтовский Пятигорск», туда он и включил полный текст этого документа. Копии его передал известному лермонтоведу В. А. Мануйлову. Однако книга Недумова появилась через много лет после смерти автора, а вот о «Заключении следственной комиссии», найденном Сергеем Ивановичем, впервые стало известно в 1958 году из статьи Е. Б. Польской, напечатанной в журнале «Дон». Находка Недумова позволила, наконец, с достаточной точностью определить истинное место дуэли. Ну, а когда вышла книга Сергея Ивановича, там можно прочитать следующее:

«Для того чтобы достичь места, соответствующего описанному в «Заключении», надо пройти несколько более полукилометра от обелиска по дороге в северном направлении до небольшой горы, называемой обычно Перкапьской скалой, отделившейся от Машука левее дороги. В этом месте справа от дороги у самой подошвы Машука начинается глубокая впадина (т.н. Первая Волчья балка), простирающаяся до самой вершины горы, где она видна на некотором расстоянии особенно отчетливо. Вся эта западная сторона Машука, включая и впадину, в настоящее время густо заросла деревьями и кустарником. Но и сейчас, несмотря на происшедшие 100 с лишним лет изменения, можно довольно отчетливо представить себе место дуэли на сохранившейся здесь и в наши дни дороге в бывшую Николаевскую колонию, имея по правую руку начинающуюся впадину на Машуке, а по левую впереди так называемую Перкальскую скалу. Расстояние от города (в границах 1841 года) до Перкальской скалы, или впадины, близки к 4 верстам»

При издании рукописи Недумова, в 1974 г., научный редактор книги П. Е. Селегей сделал здесь специальную оговорку, указав, что отмеченное автором место дуэли «следует признать как предполагаемое и одно из возможных».

Мы помним вышеприведенный текст «Акта» следственной комиссии от 16 июля 1841 года, в котором дается подробное описание места дуэли, отстоящее от города Пятигорска «верстах в четырёх, на левой стороне горы Машухи, при ее подошве...». Но ошибка всех исследователей, читавших этот Акт, заключается в неправильном понимании определений «справа» и «слева». Дело в том, что члены Комиссии приехали на место дуэли из Пятигорска, и для них все определения «справа» и «слева» оказывались относительно Пятигорска, который распола­гался за их спиной. В то время как дуэлянты, секунданты и свидетели приехали на место дуэли из колонии Каррас, и для них, когда они описывали это место, оно оказалось в зеркально противоположном положении, т.е. то, что для первых было «справа», у последних было «слева», поскольку Пятигорск был у них впереди.

В 1996 году А. И. Коваленко и Е. Н. Рябов, впервые обратившие внимание на этот факт, предприняли новое разыскание подлинного места дуэли Лермонтова, для чего снова использовали «Заключение комиссии», с привлечением плана города Пятигорска 1843 г., хранящегося в Российском государственном военно-историческом архиве. Авторы уточнили к выводы, сделанные свыше пятидесяти лет назад Недумовым. По результатам их расчетов, место дуэли в действительности находится примерно «в двухстах метрах восточнее установленного памятника, если отсчет расстояния вести по дорожке терренкура, проложенной вдоль современного шоссе. Согласно нашим графическим построениям, выполненным с использованием старинной и современной карт, - заключили исследователи, - шоссе на северо-западном и северном склонах Машука совпадает или проходит на незначительном (порядка 10 метров) удалении от старой дороги в Николаевскую колонию, начинавшуюся от дома Уманова...»

Как бы то ни было, но в XXI веке установить с точностью подлинное место дуэли вряд ли удастся, склоны Машука до неузнаваемости изменились, покрылись целым лесом, в то время как при Лермонтове там росли только низкорослые кустарники. Думается, достаточно того, что определен район, где произошла трагедия, лишившая жизни великого поэта. Гибель Лермонтова так до сих пор и остается окутанной тайной... Летом 1881 года Пятигорск посетил еще один замечательный человек - художник Михай Зичи. Здесь он создал свой художественный путеводитель к лермонтовской «Княжне Мери», побывал и на так называемом, вдействительности ложном, месте дуэли поэта и сделал его зарисовку.

25 июля 1881 года в респектабельной газете «Московские ведомости» (N 204) за подписью «Е.Л.» появилась корреспонденция «По поводу предполагаемого памятника Лермонтову». В ней сделаны критические замечания и в адрес Комитета и Контрагентства КМВ. Анонимный автор писал, что «в прошлом году, по крайней мере, многие из посетителей Вод только случайно узнавали о существующем Комитете и открытой подписке. Немало почитателей Лермонтова долго искали, кому бы вручить свою лепту на памятник поэту. На вокзалах, в библиотеках и в ваннах не было вывешено никакого объявления или приглашения к пожертвованию и при покупке сезонного билета никто не извещал посетителей о существовании подписки, а между тем людям, платящим всякие поборы Контрагентству, ничего бы не стоило внести по 2-3 и более рублей на памятник знаменитому поэту...»

Байков учел это замечание и в своем отчете за 1881 год отметил: «На будущий год мы последуем совету «Московских ведомостей» и везде с начала курса наклеим объявления (в гостиницах, ваннах, на бульварах и т.п.) о существовании подписных листов на сооружение памятника Лермонтову. Очень будем рады, если этим путем сбор увеличится».

Регулярно публиковавшиеся в «Листке» Ведомости о состоянии капитала на сооружение в Пятигорске памятника поэту Лермонтову» в N 17 за 30 августа уведомляли, что к 1 сентября 1881 года Комитет уже располагал 22237 р. 65 к. По правилу сложных процентов уже при выплате 10% на счету Комитета начала накапливаться значительная сумма, позволявшая приступить к выполнению следующих задач: поиску наиболее практических способов осуществления сооружения памятника и к составлению его проекта.

Но для этого предстояло еще перейти рубеж 1882 года, когда Комитет снова решил провести в Пятигорске второй День памяти поэта, который стали называть не Днем памяти, а «Лермонтовским праздником». Проходить он стал традиционно «в вечно печальную» дату 15 июля. «День был солнечный, жаркий, - писал корреспондент «Листка» в номере от 25 июля 1882 года, - и Елизаветинская галерея красовалась изукрашенная гирляндами и флагами. Посреди ее стоял бюст Лермонтова и висел его портрет. По стенам галереи на белых щитах - названия лучших лермонтовских сочинений.

Дорога к гроту Лермонтова, самый грот, Эолова арфа - все украшено. Украшения были и вдоль дороги к Михайловской галерее. Сама галерея убрана. Вся эта местность имела праздничный вид. С 4 часов заиграла музыка: два хора песенников распевали песни, в другом месте азиатская музыка сазандаристов, очень заинтересовавшая публику. Запущены два воздушных шара, по столбам охотники лазают за призами. Общее движение, большое оживление, хорошее настроение и везде примерный порядок. А между тем на базаре дамы, соперничая в любезности, ведут торговлю, давшую блистательные результаты. И тут все весело, все оживленно, все довольны. В 8 часов начался концерт в Михайловской галерее. Все участники превосходно исполняют свои партии, а Э. К. Павловская своим пением приводит слушателей в неописуемый восторг. Галерея дрожит от аплодисментов. Много их выпадает на долю П. А. Шуровского, нарочно к этому дню приехавшему из Москвы. Выходит В. В. Михайлов. В зале водворяется тишина, и он звучно, прочувствованно читает стихи, первое - свое, второе находящегося в Кисловодске В. П. Буренина (по его поручению). После концерта запустили шар с огнями и сожгли фейерверк. Иллюминация (плошки, шкалики и фонари) горели всюду, на высотах пылали смоляные бочки. Гулянье закончилось в 11 часов вечера. Довольная публика под музыку спускалась вниз от Елизаветинской галереи».

Доход от входных билетов на гулянье, от базара, включая 125 рублей от пожертвованных художником Г. К. Кондратенко картин «Грот Лермонтова» и «Домик Лермонтова», от буфета, от концерта достиг 1830 р. 27 к. Эта сумма тотчас же была переведена на счет Комитета во Владикавказ. Расходы по устройству гулянья, оплату оркестров, музыки, песенников, на иллюминацию, призы при играх, воздушные шары и фейерверк, составившие 497 р. взял на себя Банков.

Несколько омрачил торжество этого дня вторичный отказ соборного протоиерея о. Василия Эрастова отслужить панихиду по поэту. На имеющемся в «Деле» объявлении о панихиде рукой Байкова сделана запись: «За отказом протоиерея служить панихиду в соборе, заменено другим». Панихида состоялась в Николаевском вокзале при значительном стечении «курсовой» публики и служил ее один из священников, приехавший на лечение в Пятигорск. «Листок» сделал по этому поводу язвительную реплику: «Не пора ли уже снять запрещение, далеко не соответствующее ни христианскому духу всепрощения, ни возрастающему почитанию среди всего русского общества памяти погибшего 41 год тому назад поэта?»

Эрастов заслуживает того, чтобы остановиться на этой мало привлекательной личности. К Лермонтову он питал какую-то ненависть до самой своей смерти в 1903 году. Отец Василий оставил по себе неприятную репутацию у всех, кто с ним соприкасался. Неприглядна его роль в консисторском «Деле о погребении Лермонтова» где он, обвиняя отца Павла Александровского, что тот отпел поэта по церковному обряду, сам же упорно отказывал ему в христианском погребении, относя его к числу «самоубийц»

Даже полученное властями Терской области через сорок лет после дуэли разрешение кавказского епархиального начальства на отправление панихиды не охладило его злобного пыла. В 1841 году Лермонтов и Эрастов жили в соседних усадьбах, и, наверное, поэт так сильно чем-то задел и уязвил его, что тот через всю жизнь пронес ненависть к нему. Нам еще предстоит встретиться с Эрастовым в день кульминации лермонтовских торжеств в Пятигорске 16 августа 1889 года, когда состоялось открытие памятника. Тот день стал днем его полного посрамления и развенчания.

Тем временем события, касающиеся сбора средств на памятник, развивались своим чередом. Уже в конце 1881 года, когда Комитет стал располагать 25 тысячами рублей серебром, собранных в виде добровольных пожертвований, появилась, наконец, возможность совершить новый шаг на пути к созданию памятника. Начальник Терской области генерал-адъютант А. П. Свистунов обратился в редакцию столичного журнала «Хозяйственный строитель» с просьбой к редактору П. П. Мижуеву принять на себя труд лично или путем конкурса в составлении проекта памятника. В выборе Мижуева Комитет руководствовался также и тем, что Павел Петрович Мижуев сам часто бывал в Пятигорске и хорошо знал местность. С общего согласия всех члено комитета для постановки памятника выбрали то место, где располагалась гауптвахта, на которой после дуэли некоторое время содержался Н. С. Мартынов, она стояла вблизи Спасского собора.

Подтверждение этому один из авторов обнаружил, разбирая архив лермонтоведа В. А. Мануйлова, который он передал в Дом-музей М. Ю. Лермонтова в Тамани. Среди многочисленных материалов ученого оказалась старинная литография XIX века, изображающая гауптвахту в Пятигорске. Надпись на литографии гласила: «памятник решено поставить здесь». Таким образом, было решено снести гаупвахту и на освободившемся месте установить памятник.

Он должен был возвышаться на площадке, а вокруг него, на покатой местности, можно было разбить живописный сквер. Избранное под памятник место находилось в центре Пятигорска, против собора. Для устройства сквера на месте оврага, с которого в дождливую погоду на соборную площадь стекали потоки грязи и щебня, следовало возвести капитальную подпорную стену из местного плитного камня. Благодаря этому и сам памятник поднимался на значительную высоту и смотрелся более эффектно.

Первое заседание по разработке программы конкурса состоялось 9 февраля 1882 года в редакции журнала. На основе полномочий, данных Комитетом Мижуеву, он решил «дать ему сколь возможный простор, пригласив к нему лиц из сфер: ученой, художественной и литературной, самый конкурс сделать, так сказать, всенародным». Мижуев высказал мнение, которое поддерживал скульптор М. О. Микешин: объявить конкурс первоначально не на самый проект, а на идею или мысль того памятника, который надлежало поставить Лермонтову. Предоставить желающим, выразить эту мысль произвольно, не только рисунком или моделью, но даже и в письменном виде. В конкурсную комиссию вошли литераторы, художники, а также лица, лично знавшие поэта. В нее входили А. И. Арнольди, А. А. Бильдерлинг, В. П. Гаевский, Д. В. Григорович, П. П. Каратыгин, А. А. Краевский, А. П. Майков, П. П. Мижуев, М. О. Микешин, П. А. Монтеверде, М. И. Цейдлер.

На заседаниях Комиссии 21 и 29 октября и 19 ноября 1882 года выработали следующие основания конкурсов: проекты могут быть представлены эскизно, исполнены пером, карандашом, или акварелью, в моделях из глины, воска, в произвольном масштабе. Срок представления работ - два месяца со дня первой публикации о конкурсе. Премий определено две: первая в 200 и вторая в 100 рублей. По присуждении этих премий следовало объявить второй конкурс по премированным уже Комиссией проектам. Выработанная Комиссией программа была напечатана отдельными оттисками и опубликована в газетах и журналах.

Неожиданно Комиссию отвлек 21 октября 1882 г. В. П. Гаевский, выступивший с заявлением, что «Лермонтов принадлежит всей России, а потому место памятника ему не на Кавказе, а в одном из двух главных центров. Сумма пожертвований на памятник значительно увеличится, - рассуждал он, - если станет известно, что памятник будет поставлен в Москве или Петербурге. Сумма должна будет превысить требуемую для памятника, и тогда остальную ее часть можно употребить на сооружение другого памятника меньших размеров на Кавказе.

Следующее заседание Комиссии 29 октября 1882 г. специально посвятили спорному вопросу о месте постановки памятника. Гаевский заявил, что сооружение памятника Лермонтову как поэту, принадлежащему всей России, желательно преимущественно в Москве, где поэт родился и воспитывался, и где уже воздвигнут памятник его великому предшественнику Пушкину. Кавказ же, мол, был только местом ссылки Лермонтова, и хотя вдохновлял его, но был такой же случайностью в его жизни, как Кишинев в жизни Пушкина. За Гаевским выступили Каратыгин, Микешин, Краевский.

После этих выступлений был поставлен вопрос, где желательно сооружение памятника Лермонтову. Ответ был единогласный: «В Москве». Комиссия постановила представить высказанные соображения главноначальствующему над гражданской частью на Кавказе князю A. M. Дондукову-Корсакову и, по соглашению с ним, ходатайствовать о сооружении памятника Лермонтову в Москве с продолжением повсеместной на него подписки.

Во всей этой столичной снобистской затее было мало логики. Идея, рожденная на Кавказе и в осуществлении которой горячо участвовали многие слои кавказского общества, ценящего певца Кавказа - Лермонтова, бывшего на Кавказе не только в годы ссылки, но и дважды в детские годы, в 1820 и 1825 г.г., неожиданно ставилась под сомнение и прямую угрозу. Но в Москве только недавно - 6 июня 1880 года - прошли торжества открытия памятника А. С. Пушкину, на которых страстно прозвучала знаменитая речь Ф. М. Достоевского, потрясшая сердца и умы всех участников этого события. Москвичи еще только привыкали к фигуре идущего по Страстному бульвару гения. Более логично и уместней было бы со стороны Комиссии поднять вопрос о постановке памятника Лермонтову в Петербурге, где прошли годы ученья в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, в лейб-гусарском полку, где в 1837 году им были написаны стихи «На смерть поэта». В защиту Петербурга Комиссия, однако, не вымолвила ни слова...

К счастью для Пятигорска, Дондуков-Корсаков категорически отклонил ходатайство Комиссии, о чем и сообщил писатель Д. В. Григорович на очередном заседании 19 ноября 1882 года. Вопрос о памятнике был безоговорочно решен в пользу Пятигорска. До Москвы же очередь дошла нескоро, уже, после того, как поставили памятники Лермонтову в Пензе, Петербурге и Петрограде, в Пятигорске (на месте дуэли и на месте первоначального погребения), в Тамбове, Геленджике, Тарханах, Грозном. По иронии судьбы, памятник поэту в Москве открыли после многих других городов: лишь в 1965 году! Тем временем комиссия утвердила состав жюри конкурса. В его состав вошли художники Ф. И. Иордан, К. Е. Маковский, М. А. Зичи, М.П. Боткин, скульпторы Н. И. Лаверецкий, П. П. Забелло, М. А. Чижов, архитекторы И. С. Богомолов, Е. А. Сабанеев, И. И. Шапошников, писатели А. И. Сомов, A. M. Матушинский, Я. П. Полонский.

Первый конкурс - на идею памятника - остался без последствий: премий никому не назначили и объявили новый - второй тур конкурса. На него к 5 апреля 1883 года поступило 52 эскиза и 15 моделей. В соответствии с решением жюри Комиссия в заседании 7 апреля 1883 года постановила выдать первую премию преподавателю рисования Тамбовского реального училища Ивану Петровичу Фрейману и вторую премию скульптору Роберту Романовичу Баху. У Фреймана фигура Лермонтова стояла на высоком пьедестале в виде скалы, у подножия памятника - женская фигура. У Баха Лермонтов изображен стоящим на скале-пьедестале, подперев голову рукой. Идея памятника раскрыта в девизе:

«...Одиноко
Он стоит, задумался глубоко И тихонько плачет он в пустыне».

12 апреля 1883 года Комиссия после тщательного и всестороннего обсуждения проектов, которые по решению жюри были удостоены премий, не сочла возможным остановиться ни на одном из них и постановила назначить еще один - третий тур конкурса. Он объявлялся на новых условиях: проекты представлять на конкурс исключительно в виде скульптурных эскизов величиной модели не менее одного аршина, стоимость памятника не должна превышать 25 тысяч рублей. За лучший проект назначалась премия - одна тысяча рублей, с тем, чтобы автор премированной модели исполнил и окончательный проект памятника, фигура коего должна быть размером не менее одного аршина. Срок конкурса истекал в два часа по полудни 15 октября 1883 года. Проекты следовало доставить в помещение Общества поощрения художеств на Большой Морской улице в Петербурге, где они выставлялись на две недели для обозрения.

Оставим жюри ждать результатов нового тура конкурса, вернемся в Пятигорск, где уже была начата деятельная подготовка к устройству очередного Дня памяти Лермонтова, третьего по счету. «Листок» за 3 июля 1883 года (N 10) сообщал: «Для устройства лермонтовского праздника в Пятигорске образована Распорядительная Комиссия во главе с жителем и домовладельцем Пятигорска статским советником Акимом Павловичем Шан-Гиреем, знавшим лично М. Ю. Лермонтова и бывшим с ним в родственных и дружеских отношениях. Он, уверенный в том, что всякому приехавшему на Воды дорога память нашего славного поэта и что многие из посетителей не откажутся принять деятельное участие в устройстве праздника, покорнейше просит всех желающих оказать содействие комиссии обращаться к нему лично или письменно, или записаться в группной конторе».

Праздник прошел в воскресенье, 17 июля, по обычному уже принятому распорядку. Но в этот раз играли два оркестра музыки: Нижегородского драгунского полка под управлением Кимле и Терского войскового бального под управлением Фальбе, пели два хора песенников, играли сазандары, желающие лазали за призами на «Кокандские мачты» или участвовали в беге в мешках. В концерте каждый из оркестров исполнял коронационные марши, сочиненные П. И. Чайковским и П. П. Шуровским для только что прошедших торжеств по случаю коронации Александра III в Москве. Неутомимый Шуровский, в третий раз приехавший на лермонтовские праздники, исполнял «Лезгинку» из оперы А. Г. Рубинштейна «Демон». В конце гулянья состоялся большой фейерверк с ракетами, бураками, римскими свечами, бенгальскими огнями и в заключение зажжен вензель «М. Ю. Лермонтов». Чистый доход от праздника составил 1392 рубля. К этому надо присоединить 300 рублей, полученных от любительского спектакля, состоявшегося в «Компанейской гостинице» Байкова в Ессентуках. В результате капитал на сооружение памятника Лермонтову достиг суммы 31573 р. 71 к.

Не успели сгореть огни фейерверка на Горячей горе в день лермонтовского праздника, как «задымилось» и Контрагентство КМВ Байкова, главного инициатора сооружения памятника Лермонтову.

Заботу о памятнике Байков сочетал с многотрудными делами по Контрагентству. Он заключил контракт на него на условиях, гораздо худших, чем были у первого контрагента Н. А. Новосельского, взявшего КВМ в аренду в 1862 году. Байков старался изо всех сил, а его нещадно поносила русская пресса. Появилось много завистников, конкурентов и претендентов на аренду Вод на новый срок, которые вопили о «хищническом управлении Контрагентством», о коммерческом духе в работе Байкова.

«Между тем, - отвечал он в последнем своем N 20 «Листка» за 18 сентября 1883 г., - из 13 лет контрагент в течение 6 лет терпел убытки, 2 года играл вничью и 5 лет благодаря неимоверному труду, энергии, знанию дела и умению вести его заработал что-нибудь... У контрагента ет ни помощника, ни управляющего конторою, он сам живет на месте и работает с пяти часов утра до полуночи, чтобы получить в год заработок от 10000 до 17000 рублей серебром. Он оставляет имущество Правительству более чем принял, исполнял все инструкции и правила, исполнял в точности контракт, делал больше, чем сколько по этому контракту обязан был... Где же хищничество?! Неужели только тогда контрагент хорош, когда он уходит с дела в лохмотьях?! Контрагент надеется, что для оценки всякой деятельности нужно время. Нужно деятелю сойти со сцены, на которой он возбуждал зависть и злобу всех тех, кто с удовольствием сел бы на его место».

Но и Правительство, не получив ожидавшихся им результатов ни от Новосельского ни от Байкова, с 1884 года ввело новый порядок. Управление Кавминвод поручалось правительственному комиссару, подчинявшемуся непосредственно Министру Государственных имуществ. Первому правительственному комиссару КМВ Н. П. Щепкину уже не было дела ни до памятника, ни до сбора на него пожертвований. Имя Лермонтова исчезает со страниц «Листка»...

Перенесемся теперь с берегов Подкумка на берега державной Невы, где в залах Общества поощрения художеств 15 октября 1883 года было выставлено на конкурс 15 этюдных скульптур. На этот раз решили сделать окончательный выбор. В два часа дня, как только пробили часы, в зале появились члены жюри. Писатель П. П. Гнедич, зять Байкова позже рассказывал об этом моменте («Утро России», 1916, 15 июля, N 196): «Эксперты сразу узнавали на конкурсе анонимных авторов проекта по их манере... Сидели, ходили, кричали что-то долго, и, наконец, остановились на одном, который казался лучше всех».

«Избранным к исполнению, - сообщили «Художественные новости» (1883, т.1, N 22, с.672), - признан проект N 14, и автору его присуждена премия в 1000 рублей. По вскрытии принадлежащего к этому проекту под девизом «Прорыв» сочинителем проекта оказался академик А. М. Опекушин. Однако его модель была признана «не безусловно», но с тем, чтобы он сделал в ней некоторые изме­нения на основании замечаний, которые будут сообщены ему от имени комиссии жюри. По проекту г<осподина> Опекушина, памятник изображает Лермонтова сидящим на скале, в задумчивой позе, облокотясь на камень и повернувшись головою и верхнею частью тела несколько влево. Скала, служащая пьедесталом, в общих чертах, имеет форму усеченной четырехгранной пирамиды.

На лицевой его стороне изображены лира, перо и лавровый венок и находятся несимметрично расположенные

надписи. При многих своих достоинствах, модель страдает и существенными недостатками. Главный из них состоит в том, что все сооружение представляется живописным только с лицевой стороны, тогда как прочие стороны некрасивы и, в архитектурном отношении, бедны».

Председатель Комитета, начальник Терской области, генерал Е. К. Юрковский обратил внимание на главный для 0пекушина недостаток модели - малое сходство с внешним обликом поэта. Он написал об этом Мижуеву: «судя по этой модели, можно догадываться о принадлежности сооружения на ней памятника поэту Лермонтову только по надписи на пьедестале». Если Опекушин не исправит этот недостаток, то «Комитет не сочтет себя в праве воспользоваться премированной моделью». Скульптор, которому еще предстояла доработка образа Лермонтова в гипсе, обещал выправить эти недостатки.

Этот блестящий мастер русского ваяния прожил 85 лет и умер в 1923 году. Созданные им классические образцы русской монументальной скульптуры стоят во многих городах России: Москве, Петербурге, Дерпте (Тарту), Николаеве, Кишиневе, Хабаровске, Пятигорске. В наши дни уже нельзя представить Пушкинскую площадь в Москве и Лермонтовский сквер в Пятигорске без двух монументальных скульптур, увековечивших вдохновенние образы гениев русской литературы Пушкина и Лермонтова. Оба этих памятника - один 1880, другой 1889 г. стали вершиной творчества знаменитого ваятеля.

Он родился в 1838 году на берегах Волги, в Ярославской губернии и был сыном крепостного крестьянина, принадлежавшего помещице Е. В. Ольхиной. Отец его был талантливым лепщиком-самоучкой и приохотил сына к этому делу, кормившему семью, работая на оброке в столице. Став модельщиком на бронзово-литейном заводе Бохуна Михаил Евдокимович Опекушин с разрешения помещицы взял 12-летнего сына Сашу на ученье лепщиком в Петербург. Мальчика удалось устроить в рисовальную школу Общества поощрения художеств, а затем определить в мастерскую известного питерского ваятеля Д. И. Иенсена. Здесь он приобрел опыт хорошего лепщика. Но только в 1859 г., за два года до «освобождения крестьян» от крепостной зависимости, Александр приобрел за 500 рублей вольную у своей помещицы. А уже в 1862 г. получил от Совета Академии художеств первую награду - серебряную медаль за барельеф «Ангелы, возвещающие пастухам рождество Христово». Тот год для Опекушина стал вообще знаменательным. Его с товарищем по мастерской Иенсена Чижовым известный художник М. О. Микешин привлек к участию в создании величественного памятника «Тысячелетие России» в Новгороде, для которого Опекушин создал скульптурную фигуру Петра Великого. Торжественное открытие памятника состоялось 8 сентября 1862 г. Исполненную Опекушиным статую отличали тщательность исполнения и высокое мастерство.

В 1871 г. по приглашению Микешина он участвует в лепке фигуры адмирала А. С. Грейга - видного русского флотоводца - для памятника в Николаеве. Этот памятник открыли 21 мая 1873 г, и он долго украшал город. За статую Петра Великого Опекушину присвоили в 1872 году звание академика. В том же году он снова по приглашению Микешина работает над созданием памятника Екатерине Великой в Петербурге. Его друг Чижов лепил главную статую царицы, а Опекушин сделал девять фигур ее главных сподвижников, украсивших пьедестал. В их числе были А. Г. Орлов, Г. А. Потемкин, А. А. Безбородко, А. В. Суворов, П. А. Румянцев, В. Я. Чичагов, И. И. Бецкий, Е. Р. Дашкова, Г. Р. Державин. Все девять статуй он выполнил в глине в натуральную величину. Вечерами скульптор сидел в Императорской Публичной библиотеке, изучая костюмы и обстановку екатерининской эпохи, работая с иконографией ее деятелей, а днями в мастерской Микешина лепил с натурщиков статуи для памятника. Все они вместе с главной фигурой императрицы были превосходно отлиты на бронзово-литейных заводах Шопена и Бохуна в Петербурге. Торжественное открытие памятника состоялось 24 ноября 1872 г. в сквере перед Александрийским театром. Здание этого театра, Аничков дворец и Публичная библиотека составили памятнику великолепную архитектурную оправу. Журнал «Русская старина» (1873, т.8), отмечая выдвинувшие имя Опекушина скульптуры, напомнил, что еще недавно это «был скромный труженик на заводе Иенсена, где он работал орнаментные вещи и кариатиды для архитектурных украшений».

Окрыленный успехом, Опекушин в 1873 году включился в объявленный конкурс по сооружению памятника А. С. Пушкину в Москве.

Конкурс объявили после того как собрали на памятник по подписке 55 тысяч рублей. Для скульптора начались годы напряженных творческих исканий, борьбы за первенство на трех конкурсах и изнурительная работа по отливке статуи в бронзе. Увлеченно он изучал пушкинские произведения, его эпоху, все изображения поэта в живописи, гравюрах, рисунках и скульптуре. Ваятель хотел создать памятник, который был бы прост, величав и полон высоких идей, как сама поэзия Пушкина.

На первый тур Опекушин представил два варианта - под номерами 13 и 15. В N 13 по сторонам постамента были изображены главные пушкинские герои из «Евгения Онегина», «Полтавы», «Бориса Годунова», «Золотой рыбки». В проекте N 15 их заменила муза поэзии в виде молодой девушки, играющей на лире. Однако в этом туре первой премии не присудили никому из 15 представленных скульпторами проектов, хотя и выделили модели Опекушина и Забелло.

Объявленный в 1874 году второй тур конкурса, на который поступило 19 проектов, тоже не дал окончательных результатов: первенство снова завоевали модели Опекушина и Забелло. Комитет по сооружению памятника решил назначить в 1875 году последнее и окончательное состязание между этими двумя выявившимися претендентами. В самый последний момент в соревнование включился вне конкурса М. М. Антокольский, завоевавший известность скульптурами Ивана Грозного и Петра.

За ходом третьего тура конкурса следила вся страна, весь художественный мир России волновался в ожидании результатов состязания. Опекушин, представивший в общей сложности шесть различных моделей памятника, победил и в этот раз. Комитет в 1875 году отдал предпочтение проекту Опекушина. Одобренный всеми его проект заключал мысль стихотворения «Брожу ли я вдоль улиц шумных...», в котором скульптор блистательно передал душевное состояние поэта, задумчиво бредущего среди городской толпы. Опекушин прекрасно передал не только портретное сходство, но и нашел удачную позу для своей фигуры Пушкина. В памятнике отсутствовали декоративные украшения, символические и аллегорические фигуры муз и гениев поэзии, которыми часто злоупотребляли в то время посредственные скульпторы в своих моделях.

На открытие памятника 18 июня 1880 г. на Страстной площади (ныне Пушкинской), в начале Тверского бульвара его создателя со слезами на глазах обнимали знаменитейшие русские писатели, благодарили простые люди. Памятник сделался популярным, войдя в число лучших произведений русской монументальной скульптуры.

Единый композиционный ансамбль с памятником создали четыре чугунных светильника, созданных по проекту архитектора И. С. Богомолова. Они чудесно гармонируют со статуей. Удачным оказалось это творческое содружество скульптора и архитектора. Памятник прекрасно сочетался с окружающей его архитектурой Страстного монастыря и с ансамблем Тверского бульвара. С переносом памятника в 1959 году на площадь он во многом утратил свои первоначальные черты, а снос Страстного монастыря лишил корней архитектуры старой Москвы. Пушкинский памятник поставил Опекушина в ряд лучших и знаменитых ваятелей России.

После Пушкина взоры Опекушина обратились к другому русскому гению - Лермонтову. Скульптора вдохновила мысль принять участие в объявленном в 1883 году конкурсе на памятник Лермонтову в Пятигорске. Лермонтов был его любимейшим поэтом, и он целиком отдается работе над моделью. Образ поэта он замыслил создать на фоне величественной природы Кавказа.

Скульптор делает несколько эскизов в глине, компонует монумент и в карандашных набросках, стараясь схватить очертания его силуэта на фоне снежной цепи гор, Машука и Бештау. Чтобы выбрать наиболее выгодное место для памятника, он едет в Пятигорск. Тут Опекушин перечитывает кавказские стихи и поэмы Лермонтова, вглядывается в великолепную панораму Пятигорска во главе с красавцем Эльбрусом, жадно осмысливает каждое слово описания Пятигорска в «Княжне Мери».

Опекушин изучает в собрании Висковатова все известные портреты Лермонтова кисти Горбунова, Заболотского, Клюндера, Захарова. Его особое внимание привлекает профильный портрет Лермонтова, сделанный в Чечне в 1840 году Д. П. Паленом. Оказалось, что самый известный «горбуновский» портрет поэта - в сюртуке, с шашкой и ремнем через плечо - мало похож на Лермонтова. «Но самое любопытное, - писал Опекушин в статье «По поводу памятника Лермонтову», которая была напечатана в газете «Новое время» (1883, 20 марта, N 2523), - и важное для скульптуры - это портрет поэта в профиль, сделанный карандашом в 1840 году во время экспедиции на Кавказе. Тщательно сравнивая его с вышеупомянутыми портретами, я должен признать в нем большое сходство. Висковатый показывал его некоторым из лиц, близко знавших поэта: князю Алексею Илларионовичу Васильчикову, генерал-адъютанту Потапову и другим - все подтверждали это сходство.

Профильный портрет поэта весьма важен, даже необходим при лепке бюста. Маски с умершего поэта снято не было. В виду конкурса на памятник поэту, я считаю своей обязанностью поделиться со своими собратьями этою важною для нас находкою... Я могу, следовательно, с уверенностью предположить, что, когда после присуждения конкурсом премии, дело коснется исполнения памятника, профессор не откажет исполнителю в копии этого профильного портрета».

Этот факт говорит о доброжелательности Опекушина к своим конкурентам и претендентам на первенство в конкурсе. Его широкая русская натура не позволила ему что-то таить от своих товарищей по ваянию.

Интересна и история сделанной Висковатым находки профильного портрета Лермонтова, выполненного бароном Д. П. Паленом в 1840 году. О нем Висковатый впервые сообщил в статье «По поводу памятника Лермонтову» в газете «Голос» (1882, 9 ноября, N 05): «Существует еще один важный для скульпторов портрет поэта в профиль, который, надеюсь, скоро будет издан. Многие из знавших Лермонтова - секундант его А. И. Васильчиков, друг и двоюродный брат его, А. П. Шан-Гирей и др. - подтвердили мне сходство этого портрета».

Благодаря Висковатому он был опубликован в приложении к журналу «Русская старина» (1884, N1) в виде гравюры на доске, выполненой художником И. И. Матюшиным. Вместе с портретом в том же номере журнала была помещена статья Висковатова «Михаил Юрьевич Лермонтов. Вновь найденный и впервые изданный его портрет». Поручик артиллерии Д. П. Пален был прикомандирован к генеральному штабу в отряде генерала Гапафеева, где служил и Лермонтов. После сражения при Валерике отряд Галафеева несколько дней простоял у Миатлинской переправы и именно в те дни Пален в палатке подполковника Л. В. Россильона, обер-квартирмейстера отряда, нарисовал карандашом в профиль несколько портретов участников экспедиции. Среди них был и Лермонтов. «Этот профильный портрет Лермонтова, - писал Висковатый, - чрезвычайно важен для скульптора, так как без профильного портрета, особенно, когда не существует маски, едва ли мыслима лепка похожего бюста. Что касается до сходства портрета, сделанного бароном Паленом, то я должен заметить, что показывал его секунданту и приятелю покойного поэта, князю Александру Илларионовичу Васильчикову (ныне покойному) не говоря чей портрет, и он тотчас узнал Лермонтова. То же произошло, когда я показывал карандашный портрет товарищам Лермонтова: ген. адъютанту А. Л. Потапову, Д. А. Столыпину и двоюродному брату Михаила Юрьевича А. П. Шан-Гирею.

Известный скульптор г<осподин> Опекушин, в начале 1883 года посетивший меня в Дерпте, просматривая мою, довольно полную, коллекцию портретов Лермонтова, не замедлил обратить особенно внимание на профильный портрет. Г<осподин> Опекушин тогда же написал заметку в «Новом времени». Ваятель действительно успешно пользовался этим портретом при лепке головы поэта для памятника в Пятигорске и он сослужил ему добрую службу. На статью Висковатова в «Русской старине» отозвался и сам Пален.

Висковатый поехал к нему из Дерпта в Ревель, расспросил о его встречах с поэтом. У Палена биограф нашел целый альбом интересных портретов и рисунков местностей и деталей кавказской военной походной жизни в конце 30-х - начале 40-х годов XIX века. Такова небезынтересная история паленовского портрета, сыгравшего важную роль в работе Опекушина над скульптурным образом Лермонтова.

По поводу модели, завоевавшей первую премию на конкурсе 1883 года журнал «Нива» (1885, N 9) заметил: «Композиция памятника — самая трудная задача для художника... Художник при разработке композиции, поставлен в довольно узкие рамки, он должен сохранять сходство с изображаемым лицом, выразить его характер во всей фигуре, в аллегорических деталях обрисовать его деятельность, и наконец соблюсти гармонию общего. Вот причина, почему комиссия, собранная для утверждения проекта, несколько раз обсуждает конкурсные работы, признает их несостоятельными, назначает новый срок для подачи проектов, и наконец, утверждает наиболее удачный, с условием изменения тех или других подробностей.

Конкурс проектов памятников Лермонтову практиковался несколько раз. На последнем заседании Комиссии в октябре 1883 года закрытой баллотировкой был почти единогласно утвержден проект... принадлежавший (как оказалось, по вскрытии конверта с монограммой) академику Опекушину, автору московского памятника Пушкину. Поэт изображен сидящим на скале в задумчивой позе: военная шинель сброшена с его плеч и красивыми складками драпирует сбоку. Впрочем, эту шинель было предложено автору заменить буркой. Другие проекты с изображением муз, гениев и пр. признаны неудовлетворительными. По мнению экспертизы, отливка статуи обойдется около 15 тысяч рублей. Весь же памятник с пьедесталом обойдется, вероятно, в 25-30 тысяч рублей».

В одно время с работой над моделью для памятника Лермонтову голова ваятеля была озабочена и другими замыслами. По заказу Петербургской Городской Думы он работал над проектом памятника для города, где трагически оборвалась жизнь поэта А. С. Пушкина. Основой для памятника стала одна из моделей для Москвы, где Пушкин изображен со скрещенными на груди руками и с поднятой головой. Памятник был открыт в Петербурге 7 августа 1884 года. Неудачный выбор места для него на одной из узких и темных улочек города, ограниченность обзора сильно снизили его художественную значимость. Между тем по простоте и выразительности он не уступал московскому.

Еще один памятник по лроекту Опекушина в честь Пушкина открыли в 1885 г. в Кишиневе, городе, где поэт несколько лет прожил в южной ссылке. На круглой мраморной колонне скульптор поставил бронзовый бюст поэта. Памятник тоже вошел в нашу «Пушкиниану». В том же году Опекушин создал бронзовый барельеф-надгробие на могиле жертв Бирона П. М. Еропкина, А. П. Волынского, А. Ф. Хрущева у Сампсониевской церкви, на Выборгской стороне. Это надгробие - свидетельство успешной работы ваятеля и в области мемориальной скульптуры. В то самое время Опекушин выполнял заказ Дерптского университета на памятник эстонскому ученому-натуралисту К. М. Бэру. Его модель взяла первенство на международном конкурсе, в котором участвовали многие европейские и американские скульптуры. В этом памятнике решена одна из труднейших задач монументальной скульптуры - изображение сидящей человеческой фигуры. Старый ученый-академик, один из учредителей Русского Географического общества - Бэр сидит, задумавшись, в глубоком кресле, подперев голову рукой. Памятник открыли 16 ноября 1886 года к 10-й годовщине смерти знаменитого естествоиспытателя.

Тем временем от имени Комитета во Владикавказе были отправлены письма всем Попечителям учебных округов с просьбой о помощи. В государственном музее-заповеднике М. Ю. Лермонтова хранится письмо Попечителя Оренбургского учебного округа, которое было отпечатано в типографии и с приложением подписного листа разослано 23 февраля 1884 года во все подведомственные ему учебные заведения Оренбургской губернии. Приведем его текст:

«23 июля 1871 г. Высочайше разрешена повсеместная в Империи подписка для сбора добровольных приношений на сооружение в г. Пятигорске памятника поэту М. Ю. Лермонтову, где поэт, вдохновенный природою Кавказа писал свои лучшие произведения и где он окончил безвременно свои лучшие произведения и где он окончил безвременно свою жизнь. 30 сентября 1875 г., вскоре по присоединении к Терской области округа Кавказских Минеральных Вод, с разрешения Его Императорского Высочества, бывшего Наместника Кавказского, учрежден в г. Владикавказе особый комитет по сооружению памятника поэту Лермонтову.

Комитет этот, в том же году, приняв в свое ведение собранный на означенный памятник капитал в количестве 4339 руб. 44 коп., довел таковой, к 1-му января настоящего года, посредством сборов добровольных приношений и с устраиваемых ежегодно, с 1880 г. в г. Пятигорске народных праздников в чествование поэта, до 34300 р. Из этой суммы в 1882 г. было отчислено 1700 р. В распоряжение образованной в С.-Петербурге комиссии под председательством редактора журнала «Хозяйственный Строитель» П. П. Межуева, для составления конкурса на проект памятника поэту Лермонтову и на премию за лучшую мысль или эскиз памятника.

Хотя оставшейся затем в наличности суммы Лермонтовского фонда, около 33 т. руб. и было бы достаточно для постановки памятника поэту, но комитет этот задался мыслью, чтобы на местности, уже намеченной для постановки памятника в г. Пятигорске, развести сквер с обнесением его легкой чугунной оградой, на осуществление чего потребуются значительные расходы, так как для постановки памятника и разведения сквера по означенной местности надобно перенести находящееся там ныне здание военной гауптвахты в другую часть города.

В виду этого и принимая во внимание, что служащие в подведомственных мне учебных заведениях лица, а в особенности учащаяся молодежь, знакомая с творениями незабвенного поэта, как лучшими образцами русской литературы, быть может, пожелали бы почтить память поэта посильным участием к сооружению ему памятника, комитет этот просит оказать ему возможное содействие для распространения между служащими и в среде учащейся молодежи, а через нее и между родителями учащихся, подписки на добровольные пожертвования для сооружения в Пятигорске памятника поэту М. Ю. Лермонтову.

В следствие сего и прилагая 1 экз. подписного листа, имею честь покорнейше просить Вас, Милостивый Государь, не отказать в зависящем с Вашей стороны ее действии к осуществлению помянутой подписки во вверенной Вам гимназии. Имеющие поступать пожертвования, благоволите, Милостивый Государь, присылать при подписном листе в г. Владикавказ, адресуя: «В комитет по сооружению в г. Пятигорске памятника поэту Лермонтову»

А в самом Пятигорске при правительственном комиссаре Щепкине не проявляли особой заботы о памятнике, положившись на Комитет во Владикавказе и местных его членов. Все же «Листок» 1 июля 1884 года (N 9) привел сделанное комиссару сообщение Комитета о том, что к 15 июня лермонтовский фонд достиг суммы 34777 рублей. В том же году, 5 августа, после панихиды по поэту в Николаевском вокзале в Пятигорске, торжественно установили пожертвованную драматургом А. Н. Островским мемориальную доску на «Домике Лермонтова», перешедшем к этому времени во владение Ксаверия Вейштордта. Сделано это было при большом стечении публики под звуки оркестра. Видимо, доску привез с собой посетивший Пятигорск брат драматурга - Министр Государственных Имуществ М. Н. Островский, в чье ведение с 9 марта 1884 года перешли Кавказские Минеральные Воды. На черном фоне золотыми буквами была выбита скромная надпись:

Любопытно помещенное в «Листке» за 25 августа (N 17) извещение Управления Пятигорским округом о сделанных при этомм затратах: «Священник с причтом - 5 р., на свечи - 1 р., на заказ кутьи - 3 р., за гирлянды и цветы - 3 р., за отпечатание объявлений - 3 р., за мойку полов и уборку вокзала - 8 р. 15 к.» Эти затраты были погашены поступившими на панихиде пожертвованиями, сам же Правительственный комиссар к этому делу оказался непричастным!..

Со своей стороны, Комитет выдал 14 мая 1885 года доверенность Байкову на заключение им с Опекушиным договора. Составленный 10 июня 1885 г. и предъявленный для заверения нотариусу Л. Н. Демису он в пункте 1 гласил: «Я, Опекушин, принял на себя обязанность вылепить по модели, утвержденной комиссией по составлению проекта памятника поэту Лермонтову, и отлить из бронзы статую поэта Лермонтова в сидячем положении, вышиною в 3,5 аршина, венок и лиру с надписями на гранитной скале, имеющей быть исполненной Комитетом в гор. Пятигорске, причем в виду того обстоятельства, что удовлетворительного портрета поэта Лермонтова не существует, и нужно еще, так сказать, создать его, то я, Опекушин! должен предварительно вылепить колоссальный этюд головы, воспользовавшись для того имеющимися материалами и указаниями лиц, близко и лично знавших по­эта, дабы предполагаемая к отливке бронзовая статуя до последней степени отвечала сходством с очертаниями облика покойного поэта». Далее в пункте 2 говорилось:

«За всю эту работу с моим материалом я, Опекушин, имею получить от Комитета 14 тыс. руб. в три срока: а) при подписании этого договора от уполномоченного на его заключение г. Байкова 4 тыс. руб., б) при отливке на заводе всех металлических частей памятника 5 тыс. руб. от Комитета переводом через государственный банк и в) при установке памятника на его место остальные 5 тыс. руб. от Комитета же в Пятигорске или в С-Петербурге, где я, Опекушин, пожелаю получить».

В пункте 4 Опекушин обязывался окончить свою работу в течение 12 месяцев со дня подписания договора в том случае, если будут своевременно произведены ему платежи, обусловленные пунктом 2 договора. Если ко времени окончания Опекушиным всех работ по изготовлению статуи не будет готова скала (подножие) для памятника, то отлитая бронзовая статуя с принадлежностями должна оставаться у ваятеля, в мастерской до востребования Комитета в течение не более года от времени ее окончания.

По договору (пункт 4) бронзовая статуя после отливки должна быть осмотрена лицами, уполномоченными на это Комитетом, и по одобрении ими достоинства и качества работы с составлением в том акта признается принятой. Опекушин обязывался упаковать статую в ящики, застра­ховать и доставить в Пятигорск. Все эти расходы Комитет принимал на себя.

Установку бронзовой фигуры на скалу, прикрепление букв надписи, венка и лиры к пьедесталу Опекушин обязывался произвести под личным наблюдением, во всех частях и аккуратно. За наблюдение по производству этой работы Комитет, независимо от договоренной суммы, должен был выплатить Опекушину еще одну тысячу рублей по принятии от него вполне готового памятника Лермонтову.

Опекушин должен был не позже трех месяцев со дня заключения договора выслать в Пятигорск гипсовую модель скалы для памятника с указанием масштаба. Что касается хранящейся в мастерской премированной модели памятника, то Опекушин обязывался по миновании в ней надобности и не позже отсылки самой статуи в Пятигорск, отправить ее Комитету во Владикавказ или сдать, куда он укажет. Отдельным пунктом оговаривалось, что Опекушин во время исполнения заказа на памятник должен допускать в мастерскую лицо, уполномоченное на это Комитетом, показывая ему части отливки до окончательной их отделки и для освидетельствования доброкачественности работы.

Обе стороны обязывались выплатой неустойки в сумме 3 тыс. руб. в случае невыполнения условий договора. Опекушин предусмотрел, однако, если неисполнение договора произойдет не по его вине, например, в случае несчастия при отливке, то платеж неустойки не делается. Во всяком случае, указывалось в договоре, «неисполнение того или другого пункта договора не должно служить основанием прекращения его обязательности для обеих сторон».

«Листок» за 7 июля 1885 года (N 10) в сведениях о прибывших на Воды назвал начальника Тверской области Е.К. Юрковского и бывшего контрагента КМВ Байкова. Первый прибыл из Владикавказа с семьей в Кисловодск, второй - из Ростова-на-Дону в Ессентуки, в содержавшуюся им там «Компанейскую гостиницу». Видимо, тогда же были обнаружены все назревшие вопросы, связанные с постройкой и созданием памятника. В лермонтовском фонде на 1 июля 1886 года уже было 40536 рублей 38 копеек серебром. Надо было начинать готовиться к приему и установке статуи, к разбивке и оборудованию площади под памятник, к доставке гранита или мрамора под постамент. Во всех этих делах Банков играл значительную роль. Вслед за заключением договора с Опекушиным в Петербурге он у себя в Ростове, где много лет избирался городским головой, обратился к гражданскому инженеру (архитектору) Н. А. Дорошенко по поводу архитектурной разработки места для памятника.

Составленная Дорошенко пояснительная записка к проекту сквера вокруг памятника Лермонтову в Пятигорске датирована 15 февраля 1886 года. Записка эта находится в составе названного нами «Дела» в Российской Национальной Библиотеке в Санкт-Петербурге. В ней говорится: «Проект сквера составлен в том предположении, что он займет площадку на горе против костела, так, что стороны его составят продолжение примыкающих к нему улиц.

При составлении проекта принято во внимание то условие, что с северной или западной стороны сквера будет продолжена улица, которая будет затем поворачивать на юг и выходить спуском на Армянскую улицу. Так это и есть доныне: огибающая сквер улочка - продолжение нынешней улицы им. Анисимова - имеет со стороны западных ворот сквера каменный лестничный спуск к современной улице Гоголя». Важную часть сквера составляла в проекте Н. А. Дорошенко обнесенная балюстрадой каменная веранда. Балюстрада должна была венчать подпорную стенку, которой оканчивается сквер с юга.

Веранда должна была тянуться по всему протяжению южной стороны на 29 саженей. «Но не может быть и сомнения, - говорит Дорошенко, - что с проектируемой веранды жителю представится такой вид, подобно которому не найдется и во всей России. У подножия ее раскинется весь Пятигорск, а за ним на горизонт будет виднеться цепь далеких гор. Изящная отделка веранды, ее чистота, выстилка ее плитами и прохлада, навеваемая фонтанами, расположенными под нею, в связи с прелестью вида, неизбежно поведут к тому, что эта площадка силою обычая станет любимым местом прогулки избранного общества и всех посетителей Кавказских Минеральных Вод».

Памятник должен был помещаться в центре площадки, в середине сквера, приближен к южной стене. Благодаря такому перемещению монумента он делался доступным глазу со многих точек просмотря. Он будет прекрасно виден и с углов, и с боковых сторон, с бульвара и с Ессентукского шоссе. С юга предполагалось придать подпорной стенке более изящный вид и облицевать ее кирпичом и местным камнем. Балюстрада над стеной должна была состоять частью из глухих стен, частью из балясин. Фигуры же дельфинов с лирой и головы львов для фонтана должны быть отлиты либо из чугуна, или высечены из камня.

Архитектор Дорошенко предусмотрел устройство вокруг сквера железной ограды. Вокруг всего сквера следовало устроить тротуар, огибающий с юга чаши фонтанов. Прямо против фонтана могла быть устроена ведущая вверх, к скверу каменная лестница. Теперь мы знаем имя человека, разработавшего архитектурное оформление памятника. Можно думать, не раз он вместе с Байковым прогулялся по площадке, отведен­ной под памятник и будущий Лермонтовский сквер. «Составитель проекта, - писал Дорошенко в заключение записки, - почтет себя счастливым, если и его скромные труды принесут пользу лицам, принявшим на себя труд воздать честь поэту, столь дорогому для всего русского общества». По прошествии более ста лет со дня открытия лермонтовского памятника мы можем отдать дань и усилиям Дорошенко в увековечении памяти Лермонтова в устройстве сквера, получившего имя поэта.

Значительно позже Ал. Попперэк вспоминал: «...у меня сохранилось в памяти, какой вид представляло то место, где ныне стоит памятник, кем это место планировалось и кто его огородил сохранившимися до сих пор каменными стенами, названными «бастионом». Место это представляло крутой обрыв с размытыми от дождя рытвинами. Выбрано оно было потому, что имело господствующее с трех сторон положение. Для приведения этого места в соответствующий вид потребовалось много труда и средств. Определив пространство для проектированного памятника и сквера вокруг него обставили вехами, и после образования ровной и приличной площади приступлено было к земляным работам, исполненным техником Минеральных Вод Николаем Яковлевичем Шаверневым, в то время единственным в Пятигорске».

Байков, уйдя с поста контрагента КМВ, уже не мог повседневно наблюдать за ходом этих работ, этим делом занимался живший рядом со сквером доктор А. А. Витман. У самого Байкова были и свои заботы с памятником: он взялся по заключении договора с Опекушиным за обеспечение памятника мраморным пьедесталом. На этой почве с ним произошел неприятный казус. В 1887 г. он привлек к этим делам мраморщика-итальянца Эспозито. Но тот, получив вперед 3000 рублей, сбежал с ними за границу. Байкову же ничего не оставалось, как возместить из личных средств ущерб, нанесенный лермонтовскому фонду, находившемуся в распоряжении Комитета.

Изготовление же гранитного пьедестала пришлось поручить другому, более надежному мастеру, тоже итальянцу, прапорщику С.А. Тонетти. Из Крыма для постамента привезли восемь массивных гранитных плит весом свыше двух тысяч пудов. Для облицовки был привезен камень из Баксанского ущелья. Облицовкой занимались, вплоть до приезда самого Опекушина, местные «монументщики», мастеровые по отделке кладбищенских надгробий.

В Пятигорске под впечатлением развернувшихся работ по созданию сквера, зажили надеждой на скорое прибытие груза с бронзовой статуей поэта. И хотя официально пока не объявляли о дне открытия памятника Лермонтову, но все полагали, что он не за горами.

«Листок» за 19 июля (N 12) подолжал напоминать посетителям: «В канцелярии Правительственного комиссара и в конторах всех четырех групп КМВ принимается под­писка на сооружение в г. Пятигорске памятника поэту М.Ю. Лермонтову. Пожертвования покорнейше просят собственноручно записывать в имеющиеся для сего от Комитета по сооружению памятника особые подписные листы».

Вскоре по всем населенным пунктам Кавказских Минеральных Вод, на самые видные места, расклеили афиши, на которых строгими буквами было напечатано:

Это был первый и единственный случай, когда имя Правительственного комиссара КМВ оказалось как-то связанным с именем поэта. До того он не простирал своего внимания на дела, касавшиеся памятника и личности самого Лермонтова. Вскоре появилось в «Листке» за 26 июля (N 13) извещение о Лермонтовском дне: «15 июля в Пятигорском Спасском соборе отслужена панихида по случаю 46-й годовщины смерти поэта М.Ю. Лермонтова. В тот же день по примеру предшествующих лет в Пятигорске устроено было народное гулянье с аллегри и иллюминацией, сбор с которого всецело обращен на усиление фонда для сооружения в Пятигорске памятника безвременно погибшему поэту.

Всего собрано 923 р. 23 к., за вычетом расходов чистая выручка составила 468 р. 51 к., которые сданы по принадлежности».

Сам Опекушин тем временем продолжал вести упорные поиски образа поэта. По рассказу П.П. Гнедича, скульптор сначала вылепил из глины обнаженную фигуру и уже на ней «примерял» одежду. Комитет предлагал ему заменить буркою сброшенную с плеча шинель, но Опекушин не пошел на это. Ему приходилось решать одну из труднейших задач монументальной скульптуры: органически связать фигуру поэта с окружающим пейзажем. Не так просто было удачно решить идею монумента - дать гениальный образ поэта в гармоничном сочетании с при­родой Кавказа. Если стоящая на простом и строгом постаменте статуя Пушкина в Москве весьма была силуэтна и потому хорошо смотрелась ото всюду, то помещенная на скале, и к тому же в сидячем положении, фигура Лермонтова становилась менее выразительна, а на известном удалении сливалась с постаментом и становилась плохо различимой.

Опекушину приходилось сознательно жертвовать силуэтностью статуи и простотой композиции памятника, дабы глубже и полнее раскрыть психологический образ поэта, представив его в позе, наиболее отвечавшей его замыслу. Вдобавок в одно время с памятником Лермонтову ему приходилось работать еще над двумя заказанными памятниками. Его пригласили участвовать в конкурсе по созданию в городе Хабаровске памятника видному государственному деятелю генералу Н.Н. Муравьеву-Амурскому. Эта статуя была готова в ноябре 1880 г. и отправлена по частям из Петербурга в Одессу, а затем пароходом до Владивостока и далее лошадьми в Хабаровск.

Неудивительно, что при такой занятости Опекушина работа над лермонтовским памятником шла медленно и вселяла у членов Комитета тревогу, что памятник в Пятигорске не удастся открыть в намеченный срок - к 75-й годовщине со дня рождения М.Ю. Лермонтова. Секретарь Комитета П.В. Бойчевский встревоженно писал 12 октября 1888 г. Байкову:

«..просто какой-то злой рок висит над памятью незабвенного поэта, которого мы отняли от России и до сих пор не соберемся никак достойно почтить его память... Не в счастливый день, должно быть, задумали великую мысль сооружения в Пятигорске памятника незабвенному поэту, не помогли и тамбовские мужички, первыми отозвавшиеся на ваш призыв».

Однако скептики, не верившие, что памятник будет готов в срок, были посрамлены. Опекушин - рыцарь слова, чести и дела - поднатужился и своевременно, вопреки опасениям Комитета, закончил свою работу. 20 марта 1889 г. основатель Лермонтовского музея в Петербурге и уполномоченный Комитета по наблюдению за отливкой статуи А.А. Бильдерлинг сообщал председателю Комитета, генералу A.M. Смекалову во Владикавказ: «Академик Опекушин почти совершенно окончил лепку статуи Лермонтова, остается только окончить некоторые детали и проработать лицо по имеющимся у меня портретам и по указаниям современников - гг. Краевского и Арнольди. Сегодня еще видел в мастерской Опекушина статую в глине и нахожу, что в художественном отношении она исполнена очень хорошо».

Вскоре отлитая на заводе А. Морана в Петербурге бронзовая статуя была готова. «Как известно, - сообщала «Нива» (1889, N 32), - в Пятигорске готовятся к постановке памятника величайшему после Пушкина русскому поэту, на гранитной скале из восьми громадных глыб. Что касается самой статуи, она была исполнена автором пушкинского памятника (в Москве, на Страстном бульваре), академиком Опекушиным, который окончил ее лепку еще в апреле. Затем статуя отливалась на заводе Морана в Петербурге, и в начале июля была уже совсем готовая выставлена на дворе литейного заведения19.

Она изображает Лермонтова сидящим на обломке скалы в задумчивой позе, склонив голову на правую руку. На нем расстегнутый офицерский сюртук и спущенная с плеч шинель. Взгляд поэта устремлен вдаль, на вершины Кавказских гор, панорама которых открывается с места постановки памятника. Вышина памятника 3,5 аршина. Гранитная, нетесаная скала, служащая пьедесталом, будет украшена отлитым из бронзы рельефом лиры, перевитой лавровым венком, с продетым в него пером». Чуть позже «Живописное обозрение» (1889, N 31) известило:

«В настоящем нумере мы помещаем снимок с памятника М.Ю. Лермонтову, предназначенного для последнего местопребывания поэта - Пятигорска, где он будет поставлен в первых числах августа. Покойный поэт изображен нашим известным скульптором Опекушиным сидящим на скале в величавой позе. На поэте его обыкновенный костюм, не застегнутый офицерский сюртук, на одно плечо небрежно накинута шинель. У ног его брошена раскрытая книга. Статуя вылита из бронзы в натуральную величину на фабрике Морана и в настоящее время уже отправлена в Пятигорск». Первоначально памятник хотели открыть в начале октября, в день 75-летия М.Ю. Лермонтова. Однако в эту пору жизнь в Пятигорске, по окончании летнего курортного сезона, замирала, вся «курсовая публика» разъезжалась, и торжественную церемонию открытия памятника перенесли на воскресенье, 16/28 августа. По получении известия, что отправленная из Петербурга в ящиках бронзовая статуя благополучно достигла станции Минеральные Воды и затем лошадьми доставлена по минераловодскому шоссе в Пятигорск прямо к месту установки в сквере, Опекушин вместе с несколькими мастеровыми поспешил на Кавказ курьерским поездом. Через несколько дней удобная коляска - фаэтон доставила его в Пятигорск.

В сквере уже все его ждали: сквер обнесли чугунной решеткой, установили каменную балюстраду, поставили по углам красивые чугунные фонари, сделали кирпичную сторожевую будку и грот. Предстояло установить бронзовую статую на постамент - скалу, и Опекушин несколько дней не уходил из сквера, зорко следя за правильной постановкой статуи, чтобы поэт «смотрел на горную цепь» с Эльбрусом во главе, чтобы все бронзовые детали, особенно лира со струнами надежно и прочно были укреплены на постаменте. Ваятель не дождался открытия памятника, неотложные дела звали его в столицу. Закончив все работы, водрузив фигуру поэта на пьедестал, сдав ее членам Комитета и тщательно укрыв полотном, он, вполне удовлетворенный всем ходом дела, отнявшего свыше шести лет, покинул Пятигорск. Тем временем Комитет составил и издал листовку «Программа празднества по случаю открытия памятника поэту М.Ю. Лермонтову 16 августа 1889 года». В ней Распорядительная Комиссия, возглавляемая генералом Ризенкампфом, подробно расписала весь ход празднества открытия памятника, поатому:

• В церемонии торжественного открытия памятника участвуют Войска по распоряжению военного начальства, чины военного и гражданского ведомства, воспитанники всех учебных заведений, гласные Городской Думы, депутации разных учреждений и обществ, а также приезжие и горожане, по особым билетам, выдаваемым из Управления отдела, Городской управы и в Николаевском вокзале
• С утра 16 августа, как сквер памятника, так и ближайшие окрестные здания, декорируются флагами и иными украшениями.
• В 9 с половиной часов, 16 августа, в городском соборе начинается заупокойная литургия по усопшему поэту М.Ю.Лермонтову, по окончании которой имеет быть отслужена соборне торжественная панихида. Всем присутствующим генералам, штаб и обер-офицерам быть в форме обыкновенной, гражданским чиновникам в мундирах, а лицам, коим мундир не присвоен - во фраке или черных сюртуках.
• Все участвующие в церемонии открытия памятника войска, воспитанники учебных заведений, должностные лица всех ведомств, гласные Городской Думы, депутации и остальные лица, имеющие право входа в сквер по билетам, размещаются вокруг памятника по указанию особых распорядителей.
• По окончании панихиды, все присутствующие в соборе, имея во главе Председателя Комитета - начальника Терской области и Наказного атамана Терского казачьего войска, направляются к месту сооружения памятника, долженствующего быть закрытым сплошным покрывалом.
• По прибытии к месту памятника и по занятии указанных мест, хор музыки исполняет «Коль славен наш Господь в Сионе», после чего председатель Комитета гене­ рал-лейтенант Смекалов произносит соответствующую торжеству события речь и провозглашает памятник открытым, и хор музыки начинает играть народный гимн «Боже царя храни».
• По объявлении памятника открытым, депутации от войск, учреждений и обществ, буде таковые прибудут, возлагают венки с произнесением приличных случаю приветствий и речей. Все депутации о подношениях своих должны заблаговременно известить Распорядительную Комиссию.
• По окончании возложения на памятник венков, музыка остается и продолжает играть во вновь открытом Лермонтовском сквере.
• В 1 час дня, в помещении Пятигорского общественного собрания, имеет место быть предложен от Пятигорского городского общества завтрак для участвующих в торжестве, по особым приглашениям.
• Во время завтрака на хорах собрания военная музыка исполняет пьесы отечественных композиторов, переложивших на музыку стихи Лермонтова. В соответствующих моментах завтрака имеют быть провозглашены тосты за здравие: Государя Императора, Государыни Императрицы и Наследника Цесаревича, за бывшего Наместника Кавказского, Его Императорское Высочество Михаила Николаевича, в управление которого краем Высочайше разрешена повсеместно в империи подписка на сбор пожертвований для сооружения памятника, за Командующего ныне войсками Кавказского военного округа и Главнокомандующего гражданской частью на Кавказе генерал-адъютанта князя Дондукова-Корсакова, за военного министра, за бывших и настоящего Председателя Комитета, за строителей памятника, за академика Опекушина, которому принадлежит как самый проект, так и композиция изготовления модели-статуи Лермонтова, за прочих членов Комитета и в заключение общий тост за всех жертвователей, на добровольные даяния коих ныне воздвигнут первый в Империи памятник незабвенному поэту.
• По окончании перечисленных тостов, желающим почтить память поэта представляется произносить речи о его литературных трудах и значении его в современном обществе как литератора и как поэта.
• В 7 часов вечера, на обоих бульварах - городском и ведомства Управления Вод открывается гулянье для публики, во время которого играет хор музыки и поет хор военных песенников, причем с наступлением сумерек оба бульвара и Лермонтовский сквер имеют быть иллюминированы. В 8 часов фейерверк. Гулянье продолжается до 10 часов вечера.
• Вечером того же дня в зале Пятигорского общественного собрания имеет быть танцевальный вечер, по особым пригласительным билетам».

Так, по тщательно расписанному регламенту, протекали все события того исторического для Пятигорска дня 16/ 28 августа 1889 года. С утра на колокольне Спасского собора ударили в колокол, и по этому сигналу зашагали войска и гимназисты мужской прогимназии, шли люди в чуйках и сюртуках, колыхались перья на пышных дамских шляпах, сверкали серебряные украшения газырей и кинжалов белоснежных парадных черкесок, кокарды и бронзовые пуговицы чиновничьих вицмундиров, блестели эполеты офицерских сюртуков.

Из разных уголков Кавказа прибыли в Пятигорск офицеры-ветераны Кавказской войны, «Максим Максимычи» со знаками «За покорение Кавказа» на груди - старые тенгинцы, нижегородцы, апшеронцы, ширванцы пришли почтить память поэта-воина, автора «Бэлы», «Фаталиста», «Княжны Мери», «Валерика» и других кавказских сочинений. Лермонтовские торжества привлекли много простого трудового люда, русских, казаков и горцев. Ехали из Ставрополя, Владикавказа, Георгиевска, Моздока, Грозного, Хасав-Юрта, Баталпашинска, Нальчика. Были отпечатаны специальные пригласительные билеты на вход в Лермонтовский сквер во время торжественного открытия памятника поэту. Они подписывались Председателем распорядительной комиссии, обязанности которого исполнял атаман отдела, их раздали полторы тысячи штук.

Простые же люди устраивались на крышах соседних зданий, на каменной балюстраде подпорной стены, детвора висела на решетках окружавшей сквер ограды. Окруженный флагштоками и гирляндами, на усыпанной чистым песком площадке возвышался огромный монумент, упрятанный пока под белым полотняным покрывалом.

День этот действительно был праздником Пятигорска: все от мала до велика пришли на площадь к Лермонтовскому скверу приветствовать дорогого поэта, современники которого до сих пор живы и здравствуют в Пятигорске. Да, в этом отношении, едва ли кто-нибудь из писателей может с Лермонтовым потягаться: популярность его громадна. Лермонтова в Пятигорске и окрестностях знает и чиновник, и мальчишка, и извозчик, и купец, и торговка, и поденщик: и его песни, и его печальную историю. Лермонтов для Пятигорска как бы не умирал: всюду и у всех свежа о нем память, и масса биографических подробностей передается из уст в уста».

Торжества начались словом, которое произнес генерал A.M. Смекалов. Он рассказал историю сооружения памятника, начиная с 1871 года, и прочел отчет о деятельности возглавляемого им Комитета. За 18 лет сбор пожертвований на памятник составил 40394 рубля 77 коп., что с процентами дало капитал в сумме 54409 рублей 46 коп. Из этой суммы стоимость самой скульптуры составила -14179 рублей 20 коп., пьедестала - 6023 рубля 82 коп, зато планировка местности, устройство подпорной стены, сквера и грота в нем обошлись в 25324 рубля 23 коп. На премии по составлению эскизов и проектов памятника ушло 1701 рубль 25 коп. За установку памятника в Пятигорске Опекушину и прибывшим с ним мастеровым Комитет выплатил 1000 р. Типографские и почтовые расходы обошлись в 864 рубля 91 коп.

Оставшиеся 5305 рублей 5 коп. Комитет предполагал употребить на устройство в сквере читального павильона, установку каменной колонны на месте дуэли и сооружение статуи Лермонтова по модели Опекушина в Николаевском кавалерийском училище в Петербурге. Позже, однако, эти деньги составили так называемый «лермонтовский капитал» города Пятигорска и вплоть до самой революции он не нашёл должного применения.

И вот в знойный солнечный день, по провозглашении памятника открытым, покрывало спустилось, раздалось восхищенное «ура», оркестр Тенгинского полка заиграл Гимн и исполнил «Марш Лермонтова», сочиненный В.И. Саулем. Перед заполнившей сквер публикой возник запечатленный в матовой бронзе образ певца Кавказа. На постаменте виднелись бронзовая лира со струнами, перо, лавровая ветвь, перевитая лентой, и дата открытия памятника»: «16 августа 1889 года». Сбоку на плите статуи читалось высеченное имя скульптора: «А. ОПЕКУШИН». Постамент, составленный из крымских гранитных плит, был четырехсторонний, расширяющийся книзу, с косыми срезами по всем сторонам. Цоколь имел форму правильного четырехугольника с двумя ступеньками по всем четырем сторонам. Высота постамента составляла - 3,3 м, статуи - 2,35 м., высота же всего памятника - 5,65 м.

Любопытно, что в 12 часов, в момент открытия памятника, местные фотографы А.К. Энгель и Г.И. Раев с собора запечатлели это событие, а в 4 часа дня этот снимок уже поступил в продажу, и его можно было приобрести в сквере и на бульваре курортного городка. На снимке изображена толпа людей вокруг памятника. Множество лиц с трех сторон сквера у решетки и на улице у восточных ворот. Если протянуть мысленно по диагонали линию, в северо-западном углу сквера устроенный мастерами-камен­щиками большой грот - единственное декоративное ук­рашение нового огромного сквера. До сих пор эта редкостная «событийная» фотография еще никогда, к удивлению, не публиковалась!

После Смекалова произнес прочувствованное слово о Лермонтове инспектор Пятигорской прогимназии Л.Г. Лопатинский и возложил к памятнику венок Кавказского учебного округа. Представитель Одесского учебного округа, инспектор 2-й одесской гимназии Боровский поднес изящный металлический венок с серебряной лирой и выступил с речью о поэзии Лермонтова. От дирекции народных училищ Терской области держал речь инспектор Павлов. Венок же возложили сопровождавшие его учителя и учащиеся.

Обращала на себя внимание делегация Тенгинского пехотного полка, состоявшая из командира полковника Щелкачева и офицеров - капитана Синявского и поручика Войниловича. На венке их была надпись: «Поручику Тенгинского пехотного полка Михаилу Юрьевичу Лермонтову (1840-1841) от офицеров-однополчан. 16-го августа 1889 года». Громадный венок возложило Управление Кавказских Минеральных Вод. Большое внимание привлек серебряный венок Пятигорского общественного собрания, исполненный местным ювелиром Зальманом.

Среди множества затерялся скромный венок из роз с надписью «От сынов Кавказа», возложенный осетинским поэтом и художником К.Л. Хетагуровым. Этот эпизод спустя много лет, к 100-й годовщине со дня рождения Хетагурова воспроизвел «Ленфильм» в кинокартине «Сын Иристона». Он снова показал всю церемонию открытия лермонтовского памятника. Тот же самый момент изображен и на картине пятигорского художника А.С. Мирзаханова.

Солнце в тот день немилосердно жгло открытые головы участников церемонии. Лицам, возлагавшим венки к постаменту, пришлось ограничиться лишь краткими приветственными речами. Окончание официальной части празднества перенесли в «Общественное собрание» - в здание, известное по описанию М.Ю. Лермонтова в «Княжне Мери», «Ресторацию Нантаки». Сюда Пятигорская Городская Дума пригласила 178 человек на завтрак, начавшийся в час дня. Небольшая зала была красиво убрана флагами, цветочными гирляндами и щитами, на одном из которых было написано:

Убит! К чему теперь рыданья?
Похвал и слез послушный хор,
И жалкий лепет оправданья ?!
Судьбы свершился приговор.

Маленький зал не мог вместить всех собравшихся. Поэтому в прилегающей к залу части двора устроили навес и под ним расположили всех приглашенных. Ковры, мутаки, низкие диваны, красиво расставленные в разных местах, создавали приятную восточную обстановку. На видном месте стоял бюст поэта, убранный живыми цветами. Терский казачий оркестр исполнял увертюру из опе­ры Цезаря Кюи «Кавказский пленник» и написанную специально для этого случая Г. Шмидтом музыкальную пьесу «У памятника Лермонтову».

Провозглашались тосты в честь Государя, других особ царской фамилии, произносились высокопарные речи. Поднимали тосты за всех председателей Комитета, генералов А.П. Свистунова, Е.Г. Юрковского, A.M. Смекалова. Был предложен тост и в честь создателя памятника A.M. Опекушина, и за неутомимых строителей его A.M. Байкова и А.А. Витмана.

Сам Байков уже не смог присутствовать на торжестве и увидеть результаты своих неустанных забот и хлопот. Смертельно больной, он все же успел прислать из Вены поздравительную телеграмму Комитету по случаю открытия памятника. Были также прочитаны телеграфные приветствия П.А. Висковатова из Дерпта, генерала А.А. Бильдерлинга из Петербурга, бывшего активного члена Комитета, вице-губернатора Терской области Г.Х. Якобсона из Аджикента.

На имя Комитета пришли также приветствия и поздравления от Петербургского, Казанского, Киевского, Харьковского, Новороссийского университетов, редакций журналов «Русская мысль» и «Русский архив», от Общества Любителей Русской Словесности. Перед собравшимися выступили также писатель Всеволод Соловьев, петербургский профессор-хирург Е.В. Павлов, новый правительственный комиссар Кавминвод П.П. Сущинский. Последний отметил, что каждое даже небольшое стихотворение Лермонтова имеет глубокое значение: достаточно названть «Ангел», «Пророк», «Бородино», чтобы видеть — как глубоко мыслит поэт. Звучный его стих вполне соответствовал вложенной в него глубокой мысли.

В пятигорске состоялось и первое публичное выступле­ние осетинского поэта Коста Хетагурова, о котором газета «Северный Кавказ» написала: «Хетагуров, напомнив собранию лермонтовского Про­рока, сказал: «Пусть этот праздник послужит стимулом для нашего возрождения к лучшему, честному, доброму. Пусть поэзия Лермонтова жжет наши сердца и учит нас правде». На открытии Коста Хетагуров прочел запрещенное цензурой к печати свое стихотворение «Перед памятником»:

Торжествуй, дорогая отчизна моя,
И забудь вековые невзгоды, -
Воспарит сокровенная дума твоя, -
Вот предвестник желанной свободы!
Она будет, поверь, - вот священный залог,
Вот горящее вечно светило,
Верный спутник и друг по крутизнам дорог,
Благородная, мощная сила!...
К мавзолею искусств, в храм науки святой
С ним пойдешь ты доверчиво, смело,
С ним научишься ты быть готовой на бой
За великое, честное дело.

Не умрет, не поблекнет в тебе уж тогда
Его образ задумчивый, гордый,
И в ущельях твоих будут живы всегда
Его лиры могучей аккорды.
Возлюби же его, как изгнанник-поэт
Возлюбил твои мрачные скалы,
И почти предсмертный привет
Юной жертвы интриг и опалы.

Стихотворение это примечательно еще тем, что под ним стоит дата: «16 августа 1889 г. Пятигорск».

Торжества продолжались. От имени гласных Пятигорской Городской Думы выступил Суханов, который сказал, что город счастлив тем, что ныне видит монумент дорогому поэту и что на его долю выпала честь принять участие в его сооружении, что все жители Пятигорска дорожат памятью о великом русском поэте.

Отставной генерал И.И. Сафонов предложил тост за казачество, воспетое Лермонтовым в «Казачьей колыбельной песне», в «Дарах Терека». Он напомнил о той роли, какую сыграл казак в истории Кавказа, как воин и пионер его русской культуры. «Казак, не спи во тьме ночной, чеченец ходит за рекой» - к этому в былые времена его призывал Лермонтов, а теперь вот мы братья с тем врагом, с которым прежде насмерть сражались. И тут же публично поцеловался с генералом русской армии чеченцем Арцу.

Популярный на Кавказских Минеральных Водах врач B.C. Богословский, выступая, говорил о значении поэзии Лермонтова и о его трагической кончине в Пятигорске. Он представил собранию местного жителя, извозчика Ивана Андреевича Чухнина, который, будто бы, перевозил раненного на дуэли Лермонтова с места поединка на его квартиру. Но тут же выяснилось, что перевозил поэта, якобы, старший брат - Кузьма Чухнин, сам же Иван никаких подробностей о дуэли сообщить не смог. Тем не менее, его приветствовали, как одного из живых современников Лермонтова, доживших до открытия ему памятника.

На завтраке присутствовал еще один современник поэта, снискавший дурную славу, как ненавистник Лермонтова. Это был настоятель Спасского собора города Пятигорска отец Василий Эрастов. Присяжный поверенный, известный ставропольский краевед Г.Н. Прозрителев прочел на завтраке Указ Кавказской Духовной Консистории из найденного им в архиве Ставропольского Кафедрального собора «Дела о погребении Лермонтова». Начатое по доносу второго священника Скорбященской церкви Пятигорска о. Василия Эрастова, оно закончилось приговором, согласно которому настоятель Пятигорского храма священник Павел Александровский был оштрафован за проведение в церковном облачении тела поручика Лермонтова на 25 рублей ассигнациями.

«Когда я дошел до того места, - рассказывал позже Прозрителев - что Лермонтова, как значилось в рапорте священника Эрастова, надо было палачу привязать веревкою за ноги и стащить в бесчестное место и там закопать, в зале произошло движение. Кто из причта был на торжестве и был ли там протоиерей Эрастов, я не знал. Но вот Смекалов, обращаясь к сидевшему среди духовенства почетному старцу с медалями на груди, сказал: - Отец Василий, подтвердите все сказанное Прозрителевым. Моему удивлению не было конца. О существовании Эрастова я не знал и не ожидал его присутствия на этом торжестве. И вот поднимается большая тучная фигура протоирея во всех орденах и, склонив свою седую голову, произносит: - Каюсь, православные, все правда, все правда. Эрастов сел. Раздались оглушительные аплодисменты и крики: «Браво!» Несколько рук потянулись ко мне и крепко жали мне руку.

Эрастов, очевидно, видел через стол в моих руках изобличающее его дело. Сцена эта так подействовала на меня, что я, крайне удивленный, сел на свой стул и не мог ничего есть. Откровенно говоря, если бы я знал о присутствии Эрастова на этом торжестве, тут за столом, у меня, может быть, не хватило бы гражданского мужества бросить ему в лицо его гнусный поступок, о котором он совершенно забыл и пришел на торжество в ожидании чествования его, как современника Лермонтова»

Но и этого публичного посрамления для него оказалось мало. Он по-прежнему оставался яростным и злобным врагом поэта. Через несколько лет он, как ни в чем не бывало, говорил местному жителю полковнику И.И. Дроздову: «Лермонтов был злой, дрянной человек и погиб смертью причисленной законом к самоубийству. Отец Павел согласен был похоронить Лермонтова с честью, но я возражал против этого, и если бы не давление князя Голицына, то он был бы зарыт в яму через палача, как и заслуживал того». Свою ненависть к Лермонтову Эрастов, постоянно отказывавшийся служить по поэту панихиду, донес до самой своей смерти в 1903 году... Его мнимое «раскаяние» в совершенном им в 1841 году поступке было лицемерным и фарисейским «действом»...

Завтрак в «Ресторации» закончился лезгинкой и терскими казачьими песнями, которые исполнил казачий хор. Вечером того же дня в зале прошел бал. В семь часов вечера началось народное гулянье. Несмотря на преобладающую военную окраску праздника, прохождение войск церемониальным маршем мимо памятника поэту-воину, обилие прибывших из летних лагерей простой народ Пятигорска тоже выразил чувства своей горячей любви к поэту.

До поздней ночи не утихало ликование на улицах города. При свете иллюминации Лермонтовского сквера, горящих вензелей «М.Ю. ЛЕРМОНТОВ», при блеске вызвавшего всеобщий восторг фейерверка в сквере и на Горячей горе, местные жители танцевали и веселились, слушали музыку трубачей Терского казачьего войска и Тенгинского полка, хоры песенников казачьих полков, отдавая тем дань певцу Кавказа - М.Ю. Лермонтову. Сазандары играли плясовые кавказские мелодии, любители восточной музыки выходили из толпы, сменяли друг друга, и каждый, стремясь перещеголять другого в виртуозных па лезгинки, старался показать свое мастерство, В каком-то смысле прав был журналист «Севера» (1889, 3 сентября, N 36), написавший, что «торжество это имело чисто местный характер». Многие приглашенные на торжество слишком поздно узнали о нем. Даже первый биограф поэта, П.А. Висковатый не мог приехать в Пятигорск и в телеграмме на имя Комитета горько сетовал: «Телеграмму получил поздно, глубоко скорблю, что не с вами».

Известный критик A.M. Скабричевский в газете «Новости» (1889, 24 августа) ядовито замечал: «Открыт или не открыт памятник Лермонтову? Вот вопрос, который задавали себе почитатели поэта в течение прошлой недели как в Петербурге, так и в Москве. Только из одесских газет мы узнали, наконец, что памятник Лермонтову открыт в Пятигорске, как и предполагалось 1 августа. Мы имеем «телеграфное агентство», которое обязано снабжать нас иностранными и русскими депешами о важнейших событиях, но агентство просто-напросто забыло или даже не ведало, что в Пятигорске происходило интересное для всей образованной России торжество. Сбором пожертвований на памятник, сооружением и открытием его заведовала, как известно, целая комиссия. Но и она не сочла нужным оповестить русское общество о празднике 16-го августа, закончившим возложенную на нее задачу.

Словом, вышло все, как следует по халатному, согласно с нашими старосветскими нравами и привычками. Чуть не полвека собирались поставить памятник гениальному национальному поэту, а когда, наконец, собрались и поставили, то об этом «национальном событии» лишь неделю спустя узнали даже в столицах. Девять десятых русского общества и теперь ровно ничего об этом не знают, а может быть, и не желают знать!» И в заключение Скабичевский снова ставил вопрос о создании памятника Лермонтову в Петербурге, «чтобы его поэтическим образом могло вдохновляться юношество».

Корреспондент «Нового времени» (1889, 24 августа), тогда же тенденциозно и даже несколько язвительно писал о пятигорском празднестве: «Выслушав все речи, я пришел к убеждению, что должно быть, даже горы здешние с большим сочувствием и любовью отнеслись к празднику Лермонтова, чем люди, ораторствовавшие и молча евшие... поминальный пирог в казенной гостинице испеченный на 180 персон». Из всех выступавших в Пятигорске корреспондент выделил только профессора Военно-Медицинской академии Е.В. Павлова, который «в коротких словах лучше, нежели присяжные ораторы», выразил сущность торжеств: «Праздник 16-го августа 1889 года в Пятигорске, - сказал г. Павлов, -есть торжество правды, торжество идеала истины, добра и красоты... Скоро ли, долго ли, но правда торжествует. Это мы видели сегодня - в открытии памятника Лермонтову».

Странно, что корреспондент в своем отчете умолчал о речах Хетагурова, Прозрителева, Богословского, Соловьева, Сущинского и других, отошедших от высокопарных официальных приветствий... Можно, однако, сказать, что общественное мнение России осталось недовольно и возмущено тем, что открытие памятника М.Ю. Лермонтову происходило келейно, точно Терская область ставила его лишь своему земляку. Во всяком случае, торжества следовало бы поставить вровень с торжествами открытия памятника А.С. Пушкину в 1880 году в Москве.

Приезжавший специально на открытие памятника из Владикавказа 24-летний офицер В.Д. Корганов, будущий видный музыковед (его называли «Кавказским Стасовым»), в опубликованных лишь в 1964 году воспоминаниях «Пять дней на Кавказских Минеральных Водах», негодующе писал, говоря об открытии памятника:

«А я-то, наивный, мечтал увидеть здесь носителей громких имен из области нашей литературы и искусства, официальных руководителей всероссийской культуры, представителей Академии наук, университетов, консерваторий, Николаевского кавалерийского училища, столичной и провинциальной прессы и пр., и пр.! Но их не было. Я их не видел и не слышал. Говорят, потом за обедом, читались приветствия, телеграммы от некоторых лиц и учреждений, но в газетах, местных и столичных, я не нашел подтверждения, не нашел даже ни одной телеграммы, ни одной корреспонденции о том событии, которое мне представлялось чем-то чрезвычайным, величественным. Я старался утешить себя тем, что кое-чего недоглядел, недослышал, что были на этом торжестве не только школьники и жандармы, но и представители русской литературы, что были в газетах не только телеграммы, но и корреспонденции. Были, наверное, были! Не может быть, чтоб их не было! Я их, вероятно не видел. Впрочем, помню, спустя неделю после открытия памятника в газете «Новости» был помещен прекрасный фельетон Скабичевского, упрекавшего Распорядительную Комиссию в неспособности обставить достойным образом торжества 16 августа. Так называемые просветительные учреждения и пресса, видимо, не были приглашены и даже ничего не знали о чествовании памяти Лермонтова»

Уточняя слова Корганова, скажем, что, кроме местных кавказских газет - «Северный Кавказ», «Терские ведомости», «Кавказ» и столичных газет «Новое время» и «Новости», об открытии памятника еще сообщали «Всемирная иллюстрация» (1889, N 1077), «Исторический вестник» (1889, N 10), «Север» (1889, N 36).

Почему-то никак не откликнулись «Московские ведомости»! Газета «Северный Кавказ», кроме обширного отчета Г.Н. Прозрителева, поместила посвященные этому событию стихотворения А. Кропоткина и А. Проханова, а также стихи «Гроту Лермонтова» Ильи Афросимова. А в «Терских Ведомостях» появилось стихотворение некоей поэтессы, подписавшейся псевдонимом «Курсовая».

Из-за скудности печатных материалов, касающихся открытия памятника, нельзя не обратиться к появившимся лишь в 1964 году - к 150-летию со дня рождения поэта воспоминаниям В.Д. Корганова. Он с раннего утра, в 9 часов оказался 16 августа в полуразбитом сквере, на искусственной насыпи вокруг памятника. Несмотря на удушливую атмосферу летнего знойного дня, несмотря на плотное кольцо человеческих тел вокруг памятника, только к 11 часам ему удалось овладеть удобной позицией на одной из ступенек подножия монумента. «Этот подви - писал он, - сопровождался колокольным звоном соседней церкви, в ограде которой погребен Евдокимов. Мимо памятника этому герою Кавказа, из церкви к месту торжества вытянулась процессия с музыкой, духовенством и местным начальством во главе... Евдокимов и Лермонтов, два современника, боевой генерал, всю жизнь посвятивший покорению Кавказа, и разжалованный из гвардии поручик, отчаянно храбрый, но ежедневно мечтавший, вопреки воле родных отказаться от противной военной службы. Знаменитый полководец, сын солдата, достигший звания генерал-адъютанта и графского титула, знаменитый поэт, не имеющий равного себе в России по глубине и величию демонических идей. Оба отлитые из бронзы, стоят теперь почти рядом,

У врат Кавказа на часах Сторожевые великаны.

Когда процессия подошла к завершенному памятнику, когда жандармы открыли пред ним свободную площадку, когда торжество достигло своего апогея, то выступил вперед начальник Терской области, генерал-лейтенант Смекалов и прочел краткий отчет о приходе и расходе сумм на постановку монумента.

- На эти 50 тысяч рублей, - заключил он свою речь, -сооружен памятник, который ныне пред вами открывается. И с этими словами спала завеса».

«...В недоумении, в негодовании смотрел я на бронзовую фигуру поэта, ища в его взоре, в выражении лица его хоть малейшего сочувствия своему настроению, но напрасно!... В невозмутимо спокойной позе, с несколько напряженным положением ног, сидел он на высоком гранитном пьедестале, устремив свой взор чрез всю эту чуждую толпу, чрез меня, чрез гимназистов и малышей, даже чрез тенгинцев и господина начальника области вдаль, к непреступным вершинам гигантских гор, на снеговую шапку Шат-горы, к тому, давно знакомому великану, который

Прорезав тучи,
Стоял всех выше головой
Кавказа царь могучий,
В чалме и ризе парчевой.

Туда был устремлен его спокойный, безучастный взор чрез головы жандармов, наводивших порядок, чрез группы молодежи, обрывавшей себе на память цветы с венков, чрез пеструю толпу, чуть не придавившую 75-летнюю старушку, которую мне тут же кто-то показал. Это была так называемая «Княжна Мэри», современница Лермонтова и отчасти виновница его убийства. Я поспешил к ней и под руку отвел в сторону, где ее окружили знакомые, стоя поодаль, я разглядывал эту маленькую сморщенную старушку с выразительными чертами лица, с голубыми глазами, одетую в белое, кажется, кисейное платье.

Если б, думал я, сегодняшнее торжество носило в себе следы праздника культуры, если бы в речах и стихах слышны были ноты сожаления о безвременной смерти поэта, упреки обществу, все еще терпящему поединки упреки юной кокетке, не понимавшей, кем и чем она забавляется, тогда присутствие последней, пожалуй, было бы здесь неуместно и даже рискованно. Но среди и обстановки которой сопровождалось открытие памятника, первое место должно было принадлежать Эмилии Александровне Шан-Гирей, этой исторической личности, которой поэт интересовался, даже увлекался»

Корганов внимательно осмотрел памятник со всех сторон и даже углядел малоприметную факсимильную подпись «А. ОПЕКУШИН» на западной, боковой стороне пьедестала. Он пробыл у памятника до тех пор, пока не разошлась публика, и даже с десяток фотографов, делавших съемки, уже стали складывать свои громоздкие аппараты с треножниками и укладывать отснятые им, негативы. Спустя два года, в 1891 году, когда в Пятигорске отмечалась пятидесятилетняя годовщина со дня гибели Лермонтова, он снова приехал на свидание с ним. В газете «Новое обозрение» (Тифлис, 1891, N 2628) он сравнил оба празднества:

«В обстановке этих двух торжеств была некоторая разница, хотя много общего. Те же скверные стихи, те же нескладные речи, панихида, музыка, венки, та же публика из «курсовиков» и местных жителей, та же смесь национальностей, возрастов, сословий. Здесь бедный чиновник с оловянным цветом лица, там цветущий бонвиван с дымящейся сигарой и пр. Только пресса наша приняла в торжестве более участия теперь, чем при открытии памятника, когда она почти вовсе не отозвалась». Нам кажется, что многие недочеты, выявившиеся при открытии памятника, были вызваны тем, что на торжествах не было «главной пружины» всего дела, его строителя и инициатора A.M. Байкова. Будь он в эти дни в Пятигорске, все прошло бы по-иному, тем более что в отличие от Щепкина, прославившегося лишь сооружением обзорной личной беседки на отроге Внутреннего хребта, его преемник на посту правительственного комиссара Кавказских Минеральных Вод П.П. Сущинский даже выступил с речью о Лермонтове на завтраке в «Ресторации» и позаботился о великолепном громадном венке от Управления Вод. Он, по словам газетного отчета, «как бы выпускал из себя все меньшие венки, несенные впереди...»

Отсутствием Байкова, возможно, объясняется, что в торжествах не участвовали былые активные участники первых лермонтовских праздников артисты П.А. Хохлов, Д.А. Усатов, Н.И. Музиль, П.А. Шуровский. Хохлов еще на первых лермонтовских торжествах 1881 года прославился своим тостом. Страстный поклонник и почитатель поэта, он на обеде в «Ресторации» от избытка овладевших им чувств мог только воскликнуть: «ЛЕРМОНТОВ! ЛЕРМОНТОВ! ЛЕРМОНТОВ!» Удивительно и странно, что приезжая три лета подряд в Пятигорск, в 1881, 1882 и 1883 г.г. -три последних года Контрагентства Байкова, они не прибыли на главное торжество - открытие памятника, происходившее в разгаре летнего курортного сезона и приуроченное к 75-летию любимого ими поэта!

Владикавказские «Терские ведомости» (1889, 20 авгу­ста), сообщая об открытии памятника, писали: «Какая-то дама по окончании церемонии открытия па­мятника, подвела к нему глубокую старушку-мать и спросила о сходстве статуи с покойным поэтом. Оговоривши свое мнение невозможностью хорошо видеть в ее годы, современница Лермонтова не нашла большого сходства статуи с поэтом... Госпожи К. и Ш-Г. (Казьмина и Шан-Гирей), лично знавшие поэта, утверждают, что на памятнике поэт мало похож».

Еще одна из современниц Лермонтова - вдова Е.Н.Н. на балконе гостиницы рассказывала некоторые эпизоды жизни поэта. На вопрос, сознавало ли общество, в котором вращался в Пятигорске Лермонтов, его гений и значение, - она ответила - Представьте, нет. Лермонтов был в обществе не более как поручик Тенгинского полка. Стихи его читались и нравились, но, если бы кто-нибудь сказал, что ему так торжественно поставят памятник, то, конечно, никто не поверил бы...

Опекушина упрекали, что он изобразил Лермонтова слишком юным, что изваянная им фигура не передает облика поэта в последние годы его жизни. Первой высказала замечания по поводу памятника ставропольская газета «Северный Кавказ» (1889, 27 августа), писавшая: «Статуя поэта отлита по модели академика Опекушина, который, дав ей естественное положение сидящего человека и прекрасное выражение лица, погрешил разве в том, что воспроизвел Лермонтова, так сказать, не пятигорского, не последних его дней, а Лермонтова-юношу, отчего все знающие его по портретам, говорят о несходстве и недовольны. Жаль, что при отдалении от памятника вы скоро теряете его из виду, так как его закрывает стена сквера. Но эта помеха легко может быть устранена, если на протяжении упорной стены снять балюстраду и сделать широкую с площадками лестниц!. Тогда весь памятник будет виден на большом расстоянии а теперь пьедестал, несмотря на свою пятиаршинную высоту, не виден уже с противоположного конца площаДи!»

По словам В.Д. Корганова, Э.А. Шан-Гирей после открытия памятника возмущалась: «Лермонтов не был красив, но и не так уродлив, каким его рисуют и каков он на памятнике: скулы там слишком велики, нос слишком неправилен». Вскоре после открытия памятника В.П. Кикин послал в Лермонтовский музей шуточные стихи следующего содержания:

Что за рожу непригожу
Опекушин, ты испек!
Безобразно непохожа,
Хуже выдумать не мог.
Безобразен нос курносый,
В череп вдавлены глаза,
Согнут весь, длинноволосый.
Как приказный егоза.
Где ж поэта лик прекрасный,
Где души его весь жар,
Где взор жгучий, умный, страстный,
Это ль бывший лейб-гусар?
Гениальный наш писатель,
Наш остряк-каламбурист?
О, прости меня, ваятель —
Отлит просто стрекулист
Осрамился Опекушин!
Осрамился ты на век.
Весь твой Лермонтов бездушен
Простоит так целый век. В назидание потомства:
Что не нужно бы тебе Без серьезного знакомства
Брать заказ не по себе.

Воистину правду говорят: сколько людей, столько и мнений. Споры вокруг памятника окончательно подвела «Лермонтовская энциклопедия». Е.А. Ковалевская в статье об Опекушине писала: «Скульптору удалось передать лирическое настроение поэта, погруженного в созерцание окружающей природы. Однако единодушия в отношении к памятнику не было. Отсутствие посмертной маски, несомненно, отразилось на иконографической достоверности скульптурного портрета. Недостатком является и некоторая расплывчатость силуэта». Но как мы уже знаем из слов И.М. Суслова, автора монографии «A.M. Опекушин» (Ярославль, 1968), скульптор сознательно пожертвовал силуэтностью фигуры и простотой композиции памятника, а основное внимание уделил раскрытию психологического образа поэта, представив его в той позе, которая наиболее отвечала его замыслу.

Еще в 1885 году в «Русском архиве» (N 5) военный историк Кавказа А.Л. Зиссерман, увидев рисунок проекта памятника Лермонтову в Пятигорске, возмущался: «Что это за фигура? Что за безусый слезливо-печальный лик не то чиновника, не то госпитального врача? Неужели талантливый скульптор Опекушин нe придумает ничего более правдиво напоминающего нашего великого, безвременно погибшего юношу-поэта!» Высказывания Зиссермана побудили Опекушина более тщательно продумать образ поэта и, в конце концов, заставили остановиться на той модели, которую все увидели 16 августа 1889 года в Пятигорске.

Памятник быстро завоевал известность будучи воспроизведен в «Ниве», «Живописном обозрении», «Всемирной иллюстрации» и других столичных популярных журналах. Снимки памятника появились в продаже и у местных фотографов Пятигорска, в их киосках в парке «Цветник», в Нарзанной галерее. Когда с конца XIX в. появи­лись первые почтовые карточки с видовыми изображениями («открытки»), памятник стал излюбленным сюжетом местных и столичных фотографов. Их выпускали местные кавминводские фотографы: А.И, Гадаева, Г.И. Раев, Г.М. Мойстлик, Л. Пеньковская, И.П. Греков, Ф. Александрович и Н. Квятковский, петербургские и московские издательства: СМ. Прокудин-Горский, Х.Т. Цветков, Шерер, Набгольц и К°, Контрагентство печати А.С. Суворина, То­варищество «КП» (фотокопия Отто Ренара), Акционерное общество К.А. Гранберг (Стокгольм), Штенгель и К° (Дрезден), Золотников и Волк, ростовские издатели Братья Иоффе и др.

Благодаря открытке удалось развеять местную легенду, долго находившуюся в обращении, будто бы оборванные струны на лире памятника символизируют, по замыслу самого Опекушина, трагически оборвавшуюся на дуэли жизнь поэта. По этому поводу известный ленинградский коллекционер-филотист Н.С. Тагрин в книге «В поисках необычного» (Л., 1962) в ответ на наш запрос указал: «Старая фотооткрытка сразу решает спор. На ней ясно видны все целые струны»

Выяснилось по давним газетным сообщениям и рассказам жителей, что струны на лире в 20-е годы XX века попросту были сорваны хулиганами-подростками. После восстановления струн их снова несколько раз обрывали, пока, наконец, не закрепили накрепко. И теперь с прежней легендой оборванных струн, благодаря книге Н.С. Тагрина и усилиям местных краеведов, покончено навсегда!

Местные жители сообщили, что в 1918 году в Пятигорске в период разгула анархистских банд Нижевясова у них возникли поползновения посягнуть на статую «его благородия», царского офицера - «золотопогонника» Лермонтова. Они попытались было накинуть на шею статуи веревку, чтобы сбросить ее с пьедестала, но, к счастью, гнилая веревка не выдержала и оборвалась... Статуя осталась в целости.

Позже, 4 ноября 1918 года на площадке, перед памятником похоронили жертв так называемой «сорокинской авантюры», руководителей Северо-Кавказской республики А. Рубина, С. Дунаевского, В. Крайнего-Швейдермана, Б. Рожанского. Странно, что другого места ниже сквера не нашли. Но захватившие в январе 1919 года Пятигорск белогвардейцы тотчас же выкинули их тела из могил и на дрогах отвезли в ров на окраину города, куда свозили тысячи умерших от сыпного тифа бойцов XI Красной Армии. Фашисты в оккупацию города тоже устроили кладбище своих офицеров и солдат у самого сквера, с которого они свергли поставленный на нем в 1925 году по проекту скульптора В.В. Козлова памятник В.И. Ленину.

8 октября 1964 года в сквере у памятника в дни празднования 150-летия со дня рождения великого сына России М.Ю. Лермонтова проходил торжественный митинг. Юби­лейные праздники шли попеременно в Пензе, Ленинграде, Ставрополе, Пятигорске, Москве, и члены юбилейной комиссии переезжали из города в город на торжества. С трибуны у памятника выступали с речами многие видные писатели, поэты, ученые-лермонтоведы. Стояла изумительная погода, особенно четко были видны Кавказс­кие горы с Эльбрусом, до которого, казалось, можно было дотянуться рукой. Поэт словно сам обращался к горам в этот знаменательный день:

Синие горы Кавказа,
приветствую вас!
Вы взлелеяли детство мое,
Вы носили меня на своих одичалых хребтах...
Вы к небу меня приучили...

С тех пор в ставшие традиционными для Пятигорска ежегодно проводимые в октябре лермонтовские Дни поэзии тут, у памятника, неизменно проходят митинги, на которых поэты читают стихи, посвященные Лермонтову. Кого только ни видели посетители Пятигорска в эти дни:

Расул Гамзатов и Кайсын Кулиев, Белла Ахмадулина и Арсений Тарковский, Лариса Васильева, Адам Шогенцуков, Виктор Лихоносов, Раиса Ахматова, поэты и писатели из Пензы и Ярославля, Москвы и Питера, Дагестана, Грузии, Армении, Азербайджана, Узбекистана, зарубежные гости.

Первый в России пятигорский памятник Лермонтову положил начало возведению многих памятников поэту в нашей страйе. Их и в разных местах сооружено уже несколько десятков. В течение ряда лет мы собирали коллекцию видовых открыток и фотографий лермонтовских памятников. Особенно много их возникло в юбилейный 1964 год, год 150-летия со дня рождения Лермонтова. Всюду находились энтузиасты, подобные A.M. Байкову и А.А. Витману, которые внесли свой вклад в дело увековечения памяти великого русского поэта.

Без них был бы неполон наш рассказ, и о них в заключение поведем речь. Собирая материалы о памятниках, естественно, интересовались их историей, чтобы затем устроить выставки коллекций в гостеприимных стенах Пятигорской центральной библиотеки им. М. Горького, пользуясь неизменным любезным отношением к ее многолетнего директора Т.А. Марутовой. Такая выставка прошла в Пятигорске в октябре и 1986 года. Благодаря Материалам этой выставки теперь можно проследить в хронологической последовательности, как на протяжении целого века возникали в нашей стране один за другим лермонтовские памятники. Наш пятигорский монумент выступает в роли своеобразного «фрагмента», идущего впереди всех. В общей сложности их насчитывается до 35, и о них теперь настало время рассказать. Второй памятник Лермонтову открыли 17 мая 1892 года в г. Пензе. Его отлили на заводе Морана в Петербурге по модели скульптора Ильи Яковлевича Гинцбурга (1859— 1939). Поэт изображен в мундире офицера Тенгинского пехотного полка. Бронзовый бюст поставили в центре городского сквера на гранитном пьедестале.

Мысль сооружении памятника-бюста принадлежала известному в Пензе врачу В.М. Мануйлову. Подтолкнуло его на это открытие памятника в Пятигорске. В 1890 году в кружке почитателей поэта он поделился мыслью о чествовании поэта в его родных местах установкой памятника. Мануйлов и его кружок не ограничились одним только памятником. Они решили «дополнить монумент более серьезным памятником, более приличным поэту просветителю общества, на поэзии которого воспитаны наши отцы, воспитывались мы, и воспитываетесь вы, дети, и невозможно представить, что когда-нибудь имя поэта исчезлнет со страниц учебника русской школы». В своей речи на открытии памятника В.М. Мануйлов пояснил, что «этот дополнительный памятник есть учреждение в городе Пензе общественной библиотеки имени М.Ю. Лермонтова».

Вскоре, благодаря усилиям пензенского общества, здание лермонтовской библиотеки украсило город. В наши дни, в августе 1978 года, возле этого здания поставили по проекту скульптора В.Г. Стамова и архитектора В.В. Попова новый памятник Лермонтову. Поэт изображен в рост, в офицерском сюртуке. Высота бронзовой статуи -2,5 м, гранитного постамента - 1,5 м.

Петербургская Городская Дума по примеру Пятигорска также задалась целью увековечить в городе на Неве, в нашей «Северной Пальмире», память поэта, где он провел годы ученья в школе гвардейских подпрапорщиков и написал знаменитое стихотворение «Смерть поэта». Она намеревалась превратить Александровский сквер у здания Адмиралтейства в своеобразный пантеон русских писателей и ученых. К уже здесь поставленным бюстам В.А. Жуковского и Н.М. Пржевальского решили воздвигнуть бюсты Н.В. Гоголя и М.Ю. Лермонтова. Автором всех трех бюстов, кроме бюста Пржевальского, был скульптор Василий Петрович Крейтан (1832-1-896). Над бюстом поэта он работал в 1892-1893 гг., открыт был 17 июня 1896 года. Бюст стоял на четырехугольном пьедестале. Лермонтов изображен в мундире с эполетами. На правом плече -ремень шашки, на левом накинута шинель. На правой боковой грани постамента были высечены строки из лермонтовского стихотворения «Поэт»:

Твой стих, как Божий дух носился над толпой,
И отзыв мыслей благородных
Звучал, как колокол на башне вечевой
Во дни торжеств и бед народных.

По поводу установки памятника Лермонтову Обер-Прокурор Святейшего Синода К.П. Победоносцев еще в 1892 году выражал протест в «Правительственном вестнике», но он, к счастью, не имел последствий. К тому же, проект удостоился первой премии на объявленном в феврале 1891 года конкурсе. Бронзовой бюст имел высоту около 1,2 м. Архитектурное оформление памятника принадлежало В.Н. Максимову. В прессе того времени выражалось опасение, что переполнение сквера бюстами придаст ему вид кладбища. Этого однако, не случилось, и четыре бюста по-прежнему украшают нынешний сквер, или как он назывался в советские годы «Сад трудящихся», в центре Петербурга.

Еще один бюст поэта появился в 1900 году в бывшем имении Д.А. Столыпина Середниково под Москвой (в советские годы здесь был открыт санаторий «Мцыри» для туберкулезных больных, ст. Фирсановка Октябрьской железной дороги). Последняя владелица имения В.И. Фирсанова заказала лепку бюста скульптору Анне Семеновне Голубкиной (1864-1927) в память пребывания здесь в 1829-1831 гг. М.Ю. Лермонтова.

Бюст высотой 74 см отлили в Париже и поставили перед построенным И.Е. Старовым в классическом стиле домом, с колоннадой и бельведером. Голубкина не ставила задачи добиться портретного сходства. У нее была другая цель - создать глубокий и одухотворенный образ поэта.

В послереволюционные годы местонахождение бюста не было известно. Лишь в 1937 году его опознала среди разных хозяйственных вещей, сваленных в сарае, в том же имении друг ваятельницы А.А. Хотяинцева и бюст вновь установили к лермонтовскому юбилею (1939 года) на прежнем месте. Там он стоит и поныне. В парке возле дома находится установленный Фирсановой к 100-летию со дня рождения поэта в 1914 году обелиск. Он служит еще одним напоминаем о пребывании здесь поэта в юношеские годы.

В 1901 году снова взоры почитателей лермонтовской музы привлек к себе Пятигорск. Здесь к 60-летию со дня гибели поэта возникла мысль установить памятник на месте его дуэли. Еще в 1881 году, как мы помним, на месте, поисками которого занималась специальная комиссия, поставили каменную пирамиду, а ранее, в 1878 году, местные фотографы А.К. Энгель и Г.И. Раев положили придорожный камень. У А. Байкова было намерение поставить тут большой железный крест, и профессор П.А. Висковатый по его просьбе даже составил черновой набросок креста на пьедестале в виде скалы. Но, опасаясь осложнений со стороны Эрастова, этот замысел не осуществили. Он мог запротестовать в связи с установкой креста на месте происходившего в 1841 году поединка «самоубийц» - дуэлянтов.

Та же участь постигла и возникший в 1888 году по инициативе К.И. Карпова аналогичный замысел «курсовой» публики Железноводска. Сохранился лишь рисунок креста с надписью на доске «Здесь убит Лермонтов» и с датой «1841». На нем рукой П.А. Висковатова сделана пояснительная надпись: «Проект креста, который собирались поставить в 1888 году на месте, где был убит Лермонтов. Подписка по сбору средств шла в Железноводске по инициативе г. Карпова». И в Пятигорске тоже вели подписку на памятник и для этой цели в Николаевском вокзале по­весили кружки с призывом делать пожертвования. В канун 60-летия подсчет сборов дал скромную сумму - 894 р. 5 к. На эти деньги можно было устроить временный облегченный памятник.

Проект его сделал главный архитектор КМВ Иван Иванович Байков (1865-1938). На собранные средства выполнили гипсовый бюст на постаменте с примыкающей к нему деревянной и оштукатуренной балюстрадой длиной 13 м. В распоряжении Байкова было всего три недели. Публика не давала покоя директору Вод В.В. Хвощинскому, настаивая на установке на месте дуэли более достойного имени поэта памятника. Байков с более чем скромными средствами разработал памятник в греческом (эллинском) стиле. Прежняя пирамидальная колонка, служившая указателем места дуэли, вошла составной частью в новый проект. К балюстраде примыкали металлические курильницы.

На постаменте сделали надпись: «Здесь погиб на поединке Михаил Юрьевич Лермонтов 15 июля 1841 года». Ниже дата: «1901». В день открытия памятника ко вновь учрежденному разъезду Минераловодской ветки, которому дали название «Лермонтовский», в специальных поездах из всех курортов кавминводской группы прибыли до 10 тысяч человек-небывало много по тем временам! В торжестве участвовали солдаты Тенгинского пехотного полка и Ахульгинского батальона. В половине шестого часа раздалась команда: «Смирно, музыка!» С памятника спала завеса, и взорам публики открылся бюст поэта в офицерском мундире.

В тот же день -15/27 июля 1901 года в Пятигорске была открыта в парке «Цветник» огромная железная галерея, состоявшая из театрального зала, музыкальной эстрады и большого прогулочного зала. Она была сделана по проекту варшавского архитектора З.Э. Хржановского и ей дали название Лермонтовской галереи. Художник И.И. Крылов написал для нее большой портрет Лермонтова и огромное панно на сюжеты его кавказских произведений. Лермонтовская галерея в Пятигорске - своеобразный памятник поэту.

В 1901 году возникла мысль - поставить также в Пятигорске памятник Лермонтову на кладбище, на месте первоначального его погребения. После перевозки тела Лермонтова из Пятигорска в Тарханы в 1842 году, где его погребли в семейной усыпальнице, могильную плиту зарыли в землю, и ее следы затерялись. Созданная в 1901 году для определения этого места комиссия установила его произвольно вблизи от склепа А.П. и Э.А. Шан-Гиреев.

Но на памятник оказалось собранными лишь 130 рублей. Обратились к местному богатому подрядчику Шульцу, обещав отметить в путеводителях, что памятник «воздвигнут его иждивением». Тому лестно было видеть свое имя рядом с именем М.Ю. Лермонтова, и он к собранным 130 рублям добавил, раскошелившись, своих 600 рублей. Проект памятника составил И.И. Байков. Этот памятник представлял собой четырехгранный каменный обелиск с венком, крестом и датой:

Ниже помещалась надпись:

На постаменте было отмечено: «Производство А.К. Шульц». Открытие обелиска состоялось 15 июля 1903 года. Позже обелиск окружили железной решеткой, поставили мемориальную доску. Близилась юбилейная дата 100-летия со дня рождения М.Ю. Лермонтова. На конкурсе, объявленном в 1910 году на составление памятника у Николаевского кавалерийского училища в Петербурге, лучшим признали проект скульпторов В.В. Козлова и Л.А. Дитриха, хотя окончательного одобрения он и не получил. Авторы изобразили поэта стоящим на скале, завернувшись в шинель. Но этот романтический образ с непокрытой головой не подходил по стилю для Петербурга.

В 1912 году для столицы был утвержден другой памятник, автором которого стал скульптор Б.М. Микешин (1873-1937). Он изобразил Лермонтова сидящим на скамье в гусарском ментике и накинутой на плечо шинелью. Высота статуи - 1,3 м. К гранитному пьедесталу примыкают полуциркулярные скамьи, по концам которых находятся светильники, стоящие на львиных лапах. На постаменте надпись: «М.Ю. Лермонтову» и даты: «1814-1841». На тыльной стороне пьедестала названия главных произведений поэта.

Памятник заложили 1 октября 1914 года, к 100-летию со дня рождения Лермонтова. Однако из-за начавшейся Первой мировой войны открытие памятника состоялось только 9 мая 1916 года. Еще раньше, в пояснительной записке к проекту, авторство которого скрывалось под девизом «Полигимния и Марс», Микешин указывал: «Несмотря на более чем незначительную сумму (30 000 р.), ассигнованную Комитетом на сооружение памятника, автор решил скомпоновать проект возможно богаче, чтобы памятник был небанален и достоин великого поэта». И далее заключил: «Компонуя свой проект в том виде, как он представлен на модели, для изготовления памятника, и что за работу и за самый проект ему почти ничего не остается, но, тем не менее, автор не желал беднить проект убавкой украшений и атрибутов, так как ему весьма желательно быть строителем памятника и тем принести дань благоговейного поклонения гению бессмертного русского поэта».

Микешин с честью выполнил свой долг, но мы недостаточно ценим сделанный им в Петрограде вклад в российскую монументальную «Лермонтовиану». Коллекционеры-филокартисты чувствуют это особенно остро. Как ни странно, но долгие годы небыло ни одной открытки с изображением микешинского памятника! Нет никакого указания и в изданном в Ленинграде каталоге открыток за 50 лет: с 1895 по 1945 годы. Чем объяснить такое равнодушие петербуржцев к этому памятнику? До сих пор найдена лишь одна послевоенная открытка издания «Союзфото» в собраниях москвича, видного нашего коллекционера открыток М. Забоченя.

В связи со столетним юбилеем и в Пятигорске заговорили о необходимости установки памятника на месте дуэли Прежняя деревянная балюстрада давно прогнила и на ее месте возвели постамент с бюстом поэта работы скульптора Л.К. Шодкого. Управление КМВ в этот раз добилось от Министерства торговли и промышленности ассигнования 10000 руб. на сооружение постоянного монумента.

Директор Вод С.В. Тиличев пригласил создать новый памятник Б.М. Микешина, получившего известность работой над петербургским памятником. Срок сдачи был установлен - июль 1914 года. Но подрядчики оказались, по словам Микешина, «не только никуда негодными исполнителями, но и большими плутами». Памятник оказался готов лишь к весне 1915 года, но был, однако, забракован комиссией: не понравилось, что верхний камень оказался другого тона, с пятнами. От Микешина потребовали изменить на обелиске дату «1914» датой смерти «1841».

Поссорившись с Управлением Вод, Микешин уехал из Пятигорска, и тогда дирекция пригласила работавших по отделке ессентукской грязелечебницы столичных скульп­торов В.В. Козлова и Л.А. Дитриха исправить «дефекты» обелиска и дополнить его оградой. Она состояла из невысоких столбиков, соединенных цепями и с четырьмя каменными фигурами грифов по углам.

Памятник открыли 15/27 июля 1915 года без всяких торжеств и помпы: шла война. Пятигорский журнал «Кавказские курорты» так его описал: «Пирамидальная колонна поставлена на квадратный постамент, в центре которого в кругообразной нише помещен бронзовый бюст поэта в форме поручика 77-го Тенгинского пехотного полка, в сюртуке при эполетах и отложном воротничке. Под бюстом в две строчки надпись: «Михаил Юрьевич Лермонтов. 1814-1914».

Микешина не пригласили на открытие. С возмущением он писал в «Новом времени» о том, что его памятник «обезображен какой-то нелепой оградой с цепями и четырьмя громадными птицами - не то совами, не то грифами». Негодуя, он писал и в Управление КМВ об «антихудожественной и безобразной ограде, позорящей его, автора Памятника». Но памятник и доныне остался в прежнем виде.

В 1939 году у обелиска соорудили стелу с надписью об обстоятельствах дуэли. Текст был написан А.Н. Толстым и В.А. Мануйловым. Позже ее привели в соответствие с новыми изысканиями о событиях дуэли. В 1951 году по проекту архитектора Б.П. Светлицкого устроили красивые пилоны-указатели к месту дуэли. На ближайшей к месту дуэли станции железной дороги «Лермонтовская» скульптор Е.Н. Рукавишников сделал барельефный портрет поэта. И хотя уже давно установлено, что дуэль происходила в другом месте, у Перкальской скалы, отдавая дань давней традиции, обелиск пока остается на старом «не подлинном», месте.

На микешинских памятниках в Петрограде и в Пятигорске завершилась дореволюционная история лермонтовских памятников. Юбилей 1939 года - первый в советское время - ограничился лишь установкой изящной стелы у обелиска на месте поединка Лермонтова с Мартыновым. Первый советский памятник Лермонтову открыли лишь 15 июля 1941 года, в 100-ю годовщину его гибели, уже в начале Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. в городе Тамбове.

Бронзовый бюст высотой 92 см отлили в Ленинграде в канун войны по проекту скульптора М.Д. Рындзюнской и установили на углу улиц Лермонтовской и К. Маркса, в городском сквере. Затем возвели памятник Лермонтову в 1953-1954 гг. в Геленджике, на Приморском - Лермонтовском бульваре по проекту ленинградского скульптора Л.М. Торича. Выполненная из бетона фигура поэта высотой 3,7 м стоит у ступенчатого спуска к морю. Сейчас доподлинно известно, что пребывание Лермонтова в этом городке - вымы­сел31 . Но местная традиция с давних пор сохраняла эту легенду. В Геленджике были Лермонтовский мостик, Лермонтовский бульвар (они есть на старых дореволюционных открытках).

В 1948 году в Кисловодске на месте разрушенной старой «Ресторации» устроили мемориальную Лермонтовскую площадку (по проекту Валуева). В нише поставили гипсовый бюст поэта работы ставропольского скульптора Ф. Перетятько. Позже его заменили бюстом работы кисловодского скульптора Г.В.Курегяна. Лермонтовская площадка служила достопримечательностью Кисловодска. В нише под ней - гипсовая скульптура Демона (автор Г В Kvрегян).

В те же годы в Пятигорске появилось несколько отлитых по модели А.Шперлинга бюстов поэта. Их поставили на площадке перед Академической (Елизаветинской) галереей, в Лермонтовской галерее, в Лермонтовских ваннах, в санатории им. Лермонтова, в Курортной поликлинике. Из-за их ремесленности и низких художественных качеств эти бюсты впоследствии убрали, но один еще долго стоял на постаменте у въезда в появившемся в 1956 году на карте Ставропольского края вблизи Пятигорска городе Лермонтов. Бюст Лермонтова работы Шперлинга находится в курортном парке Нальчика.

Также убрали и в Тарханах стоявший перед музеем (бывшим барским домом) бюст поэта неизвестного автора, перенесли его к сельскому дому культуры. А перед музеем в 1958 году поставили отлитый в Калуге высотой в 2 м памятник, выполненный Б.А. Зотовым из мраморной крошки на цементном растворе. Эту скульптуру передал в дар музею Пензенский дизельный завод. Поэт стоит в распахнутой шинели, заложив руки за спину. В 90-х годах XX века памятник был вынесен за пределы мемориальной зоны в связи с тем, что на территории усадьбы был поставлен новый памятник Лермонтову.

В 1959 году установили бюсты поэта на усадьбе совхоза им. Лермонтова Кустанайской области, в Пятигорске -в сквере Пятигорской телестудии и в санатории им. Лермонтова. Бюст Лермонтова работы Твердохлебова украсил Лермонтовский сквер на берегу реки Сунжи в городе Грозном. Но во время военных действий в начале 90-х гг. теперь уже прошлого века он был уничтожен. Юбилейный лермонтовский 1964-й год тоже отмечен установкой мемориальной стелы на берегу моря в Тамани и бюста поэта по проекту Ю.П. Сыча в городе Кривой Рог.

Дошла, наконец, очередь и до Москвы. В городе, где Лермонтов родился, памятник ему открыли 4 июня 1965 года на площади, возле бывших Красных ворот, вблизи дома, где родился поэт. Бронзовая статуя высотой 5 м стоит на 4-х метровом мраморном постаменте в центре площадки с декоративной сквозной решеткой, созданной по мотивам произведений Лермонтова. Автор памятника -скульптор И.Д. Бродский и архитекторы Н.Н. Миловидов, А.В. Моргулис, Г.Е. Саевич.

В 60-70-х гг. XX века были установлены обелиски с портретными барельефами поэта в Шемахе (Карабах), районном центре Кусары (Азербайджан). И.Д. Бродскому также принадлежит памятник Лермонтову, открытый в 1984 году в Тамани (архитектор В.А.Гаврилов). Поэт стоит в офицерском сюртуке, глядя на Черное море. Лермонтов дважды побывал в приморском городке в 1837 и 1840-1841 гг., а в повести «Тамань» он описал происшедшее с ним здесь событие

Этот памятник был установлен на средства тогдашнего виноградарского совхоза "Таманский", директор которого Николай Лукич Остапенко много сил и средств уделял строительству музейных комплексов - Дома-музея М.Ю.Лермонтова и таманского археологического музея. Разнообразна география мест, где стоят памятники поэту. С 1969 года- на курорте Боровое, в Казахстане (поэт сидит на скале с книгой в руке). Еще один бюст поэта поставили в поселке Энергетик под Пятигорском. 26 июля 1981 года новый памятник Лермонтову открыли в городе Лермонтове. Поэт на фоне горы Бештау сидит в раздумье в городском парке, у Дворца культуры. Создатели памятника, отлитого в, бронзе, скульптор Олег Комов и архитектор Ю.Г. Пьянков.

9 июня 1985 года в Тарханах по проекту Олега Комова был открыт бронзовый памятник. Юноша-поэт сидит на скамье, глядя, на родные места.

В 80-х гг. установили памятник поэту и в Железноводске. Он сооружен на площадке по проекту скульптора Тазьбы у бювета Лермонтовского источника, неподалеку от дома, где поэт провел свои последние дни перед дуэлью. В 1997 году был, наконец, установлен памятник Лермонтову в Ставрополе (скульптор, архитектор Н.Ф. Санжаров).

Но больше всего памятников Лермонтову поставлено в Пятигорске. И среди них самый лиричный и выразительный - работы A.M. Опекушина. В середине 90-х гг. прошлого века еще одна скульптура Лермонтова появилась в Москве, в сквере у дома на Малой Молчановке, где Лермонтов жил с бабушкой в 1827-1832 гг., когда учился в Московском благородном университетском пансионе а затем в Московском университете. Это произведение искусства было подарено Московским союзом антикваров. Авторами скульптурной композиции были А. Бурганов, М. Посохин, 3. Харитонова.

Трудно представить себе Пятигорск без опекушинского памятника великому поэту России. Он стал неотъемлемой частью нашего любимого города.